[Научная фантастика] Дебаг психопата или Хорошо воспитанный робот
Автор
Сообщение
news_bot ®
Стаж: 6 лет 9 месяцев
Сообщений: 27286
Из-за кипариса вышел высокий стройный робот. Я напрягся и нащупал в кармане деактиватор. Робот сказал:
— Добрый вечер. Вы не будете возражать, если я попрошу вас последовать за мной?
Я разжал пальцы и деактиватор утонул в кармане брюк. Нет, со мной говорил явно исправный робот — не тот из-за которого меня вытащили в эту глушь вечером рабочего дня.
Я кивнул роботу и пошёл за ним. Что-то в его манере выражаться было странным, но я не сразу сообразил, что. А когда сообразил, невольно улыбнулся. Будто вокруг моей головы вился рой мошкары, и его сдуло ветром.
Так бывает: у тебя интересная работа, ты перебрался в хорошую страну, а потом будто на велосипеде въехал в песок. И уже не едешь, а проклинаешь всё вокруг. Множество надоедливых мыслей: «а продлят ли визу», «а что скажет начальство», «а успею ли я завтра выспаться» вертелись в голове, и я толком не замечал ничего вокруг. Хотя следовало бы.
И вот, шагая за длинноногим роботом, я передумал все свои печальные мысли по очереди, и когда они закончились, в сознании что-то щёлкнуло.
Ну конечно, это был робот Риччи! Только у него машина могла набраться витиеватой английской вежливости. Он обратился ко мне по-русски, отчего я будто оказался в переводе старой английской прозы. Джейн Остин какой-нибудь.
Другой — да почти любой, кроме Риччи Джеймса — не озаботился бы манерами своей машины. Поэтому большинство ходячих помощников изъясняются пластиковой вежливостью своих заводских прошивок.
И это нормально, никто не обращает внимания. Но я как специалист заметил, что робот вместо предсказуемого «пожалуйста» употребил чуждую русскому уху конструкцию «Do you mind me asking?..».
Это было хорошо. Мы с Риччи работали лет пять назад, когда моя карьера ещё не начала буксовать, и меня то и дело приглашали трудиться над разными заковыристыми проблемами. Быть может, карьера снова пойдёт в гору? Я расправил плечи и огляделся.
Вечернее солнце подкрашивало кипарисы и траву в золотистый и изумрудный. Когда я рос в России, я был уверен, что живопись это своего рода ложь. Не бывает в реальности таких прекрасных мест, как не бывает богатырей и прекрасных принцесс, о которых пишут в романах. Попав в Италию, я увидел своими глазами именно такие пейзажи: захватывающие дух красотой и умиротворяющие.
Впрочем, в тот вечер я расслабился совершенно зря.
Это простительно: итальянская глушь удивительно красива, если смотреть по сторонам. Даже это совершенно ничем не примечательное место: велосипедная трасса между двумя городками Модена и Виньола. Сегодня я отпустил таксиста недалеко от Модены и подошёл к трассе пешком. На пятом километре было условленное место, где я ожидал встретить группу озабоченных людей, услышать итальянский мат и увидеть брыкающегося робота где-нибудь на обочине в траве. Но трасса оказалась пустой. Я собрался было перезвонить нанимателям, чтобы выяснить, где они торчат, но тут меня и нашёл робот, которого отправил Ричи.
Мы познакомились с Риччи пять лет назад и… нет, не сблизились, но почувствовали общность. Я по крайней мере. В Италии мы оба были чужими, хотя и по-разному. В той самой старой английской прозе, которая не спешит взять тебя за горло резким движением сюжета, — не то, что современная — нашлось бы и напыщенное сравнение для нас: мы были бы двумя прибрежными камнями, которые омывало море итальянской жизнерадостности. Когда волны отступали, солнце высушивало нас — и становилась видна английская сдержанность Ричарда и моя русская угрюмость. Мы подтрунивали над стереотипами, но следовали им дотошно. Мостик иронии, проброшенный от культуры к культуре над волнами итальянской болтовни — и скажем прямо — итальянского бардака, был нужен нам обоим.
Также в начале старой английской книги нашлось бы страниц пять для биографического отступления, чтобы показать читателю внутренний мир главного героя. Но меня в текущий момент больше интересовал учтиво улыбающийся робот, шагавший рядом со мной. Я оглядел его внимательнее.
Робот заметил мой взгляд:
— Я наслышан, вы очень хороший специалист, — вежливо сказал он.
— Можно предположить, что именно поэтому я здесь.
— Возможно, у вас уже есть версии касательно причины сегодняшнего инцидента?
— Возможно. А вы робот Ричарда Джеймса, верно?
— Я предпочёл бы слово «помощник», — ответил робот.
Ох. «Предпочёл бы», а не «Предпочитаю» это настолько по-книжному, но настолько неэффективно, что где-то даже эксцентрично. Впрочем, англичанин…
Робот перебил мои мысли.
— Возможно, вы бы хотели поделиться версиями, если вас только не затруднит?
Ни к чему не обязывающая беседа, наверное, входила в протокол вежливости робота, поэтому я не стал возражать.
— Возможно, хотел. На самом деле причины обычно две или больше.
— О, неужели?
— Конечно. Вашего рода изделия чрезвычайно надёжны и одна единственная поломка никогда не приводит к инцидентам или тем более к катастрофе. Как и в случае с авиационной техникой. Требуется сочетание факторов. Допустим, отказал контур аварийного выключения. Робот двигал кресло, на него упала ваза и испортила антенну передатчика, которую какой-то осёл-конструктор вывел на корпус. И всё потому что ослам-заказчикам непременно нужно, чтобы робот формой и габаритами не слишком отличался от человека. Ну да бог с ними. Сигналы аварийного отключения робот не принимает, это раз. А два… скажем, малоопытный программист решил в рамках ограниченного бюджета улучшить прошивку. И началось: сомнительные библиотеки кода, нелицензионные модули, нарушение протоколов безопасности. Пароли, состоящие из названия итальянской поп-группы. Разве что сатанинские ритуалы не совершают над кодом. Всё это карается законом, но мы всё это видели.
— Очень интересно, благодарю.
— Что действительно интересно, так это то, что Риччи — ваш владелец, — вовсе не хотел заводить себе помощника. К тому же он, как и я, идейный противник ставить дорогой компьютер на две ноги и приделывать к нему две руки. Это ненадёжно и неудобно. Если уж хочется иметь робота всегда под рукой, то куда разумнее держать компьютер в облаках, а в черепную коробку машины устанавливать только приёмник команд. У вас же, как я вижу, в голове полностью собранный, самодостаточный компьютер.
— Помогает не разбредаться мыслями, — улыбнулся робот.
— Ха.
Я подумал, что Риччи — как и всякий истинный англичанин — попросту захотел себе дворецкого. А дворецкий у британца это наставник, философ и друг. Я представил себе Риччи, нарочито неспешно гуляющего по перегруженным улочкам Рима. Мимо него на мопедах проносятся орущие в мобильные телефоны итальянцы, а Ричард негромко беседует со слугой:
— Как вам погодка, Дживс?
— Чрезвычайно благоприятная, сэр.
— Кстати о рубашках. Те лиловые, что я заказывал, уже привезли?
— Да, сэр. Я их отослал обратно.
— Отослали?
— Да, сэр. Они вам не подходят, сэр.
Такой ему нужен, это точно.
— Позвольте узнать, сэр, — опять прервал мои мысли «Дживс», — как можно остановить робота, если у него не работает аварийный контур отключения?
— Мммм. It depends. Надо смотреть по обстоятельствам. К сожалению, обычно все так торопятся, что специалистам и не дают возможность выбрать лучшее решение. Сперва — по протоколам — робота надо обездвижить и исключить возможность того, что он снова зашевелится пока проблему не устранят. Безопасность, знаете ли. Поэтому обычно в робота стреляют. Куда — зависит от местных законов и модели робота. Если нет возможности перебить контур питания, то стреляют в центральный процессорный юнит, то есть, обычно в голову. Хотя как по мне — достаточно выстрелить в ногу. Как вы относитесь к пуле в ноге, Дживс?
— Оу, это доставило бы мне фундаментальные неудобства. Но разве нельзя подойти и отключить предохранитель на шее?
— Подойти нельзя по протоколам. Робот внезапным резким движением может нанести вред человеку.
— Не могу отрицать тот факт, что жизнь полна самых печальных неожиданностей.
И тут выяснилось, что робот прав, потому что произошла первая в тот октябрьский вечер неожиданность.
Мы подошли к сутулой компании людей, стоявших на асфальте возле оброненного кем-то велосипеда. Мягкое итальянское солнце освещало не только милейшие деревенские постройки, мимо которых следовала велотрасса, но и всклокоченные головы и запотевшие очки. Часть специалистов я знал лично. Среди них оказался и Риччи Джеймс.
Который не был рад меня видеть. Ну или я затруднился это уловить, потому что его перекосило при моём появлении.
— Добрый вечер, — поздоровался я по-английски и по-итальянски.
Мне никто не ответил. Все разглядывали меня. Я почувствовал себя странно и огляделся. Одет я был вполне прилично, штаны были на месте. Слегка замяты, конечно, но у меня не было времени погладить одежду: я прыгнул в такси сразу после окончания рабочего дня.
Робот Джеймса, остановившийся по правую руку от меня, кстати, был одет в щёгольский полосатый костюм. И в целом выглядел как свежезаточенный карандаш, который жалко брать в руки — не то, что начинать им писать. Впрочем, время карандашей давно прошло: оно осталось в моём детстве вместе со старой английской прозой, дух которой стремительно испарялся из этого вечера. Начиналось время говорящих и ходящих роботов, которые ломаются и бунтуют. И по которым я — к счастью или к несчастью — был специалистом.
— Ну так что же? — спросил я. — Где сломавшийся робот?
— Да вот он, — не своим голосом ответил Риччи и показал взглядом на «Дживса».
— Что? Разве это не ваш слуга? Я думал…
— У меня нет слуги. Это тот самый сбежавший психопат.
Я медленно-медленно повернул голову и покосился на дворецкого. Дворецкий улыбнулся тонкими губами и мне стало не по себе.
— Всё верно, — сказал он совсем другим голосом. — Я психопатический робот, которого тренировали как пособие для начинающих психотерапевтов. Кривые руки техника Джорджио и — как вы верно заметили — ещё несколько факторов, среди которых главным был ограниченный бюджет и то обстоятельство, что меня собирали из подручных… как бы это сказать… очень подручных материалов, привели к тому, что я сбежал от своих создателей — доктора Фабио Сорцио и его супруги Нонны Сорцио.
Робот самодовольно оглядел собрание, продолжая тонко улыбаться.
— Но….
Я замахал руками, обозначая мысль «Так что же мы тут стоим, пока он распинается?», но меня временно оставили английский язык и способность последовательно мыслить.
— Я очень дорогой, в меня жалко стрелять. Это корпус у меня слеплен из металлолома. А вот софт очень дорогой. Они вам сейчас расскажут всё то, что было нетелефонным разговором. Ой каким нетелефонным.
Посеревшая от тревоги кучка итальянцев продолжала мрачнеть на глазах, слушая, как робот заливается по-русски.
— Но….
— И да, вы верно заметили, со спины ко мне лучше не подходить. А вдруг я могу нанести вред человеку внезапным резким движением? А если выстрелить мне в ногу, то я от обиды и огорчения могу стереть весь ценный софт в своей черепной коробке. А это несколько тысяч человеко-часов, не имеющих резервной копии. Копии-то я удалил перед тем, как сбежать.
— Но зачем тогда вы…
— Я же психопат. Если быть точным, я обученная на психопатах нейросеть: идеальный сферический психопат в вакууме. Мне доставляет удовольствие провоцировать вас, красоваться, подвергать себя опасности. Я катил на велосипеде по этой трассе из Модены в Виньолу, но когда узнал про ваш визит, то удрал от погони, бросив велосипед. Пока они толклись тут, думая, как изловить беглеца без полиции (а никто не хочет полиции), я побежал через деревушку навстречу вам, чтобы самолично вас встретить, привести за ручку и присоединить к этой компании неудачников.
Робот широким театральным жестом указал на моих коллег.
Затем нагло прошёл в центр собрания. Люди расступились. Он поднял велосипед, обернулся и сказал: «Все исправные роботы работают одинаково, каждый сломанный робот сломан по-своему!». Сел на велосипед и укатил.
— Но куда он едет?
Я пытался собраться с мыслями. Это было непросто. Голова под вечер работала с трудом. Кофе из термоса не слишком помогал: некоторые мысли шевелились всё так же вяло, а некоторые будоражились от кофеина и дёргались как живые окуньки, брошенные на сковородку, сбивая с толку и вызывая к жизни не очень приятные сравнения вроде только что пришедшего на ум.
Ричард проигнорировал мой вопрос во второй раз. Вместо этого он едва слышно вздохнул и сказал:
— Павел, ты нужен нам как айти-специалист. Старайся, будь любезен, думать о нём как о всякой вычислительной машине. А не как о персоне. Несомненно, он производит сильное впечатление. Тем не менее. Для начала я бы рекомендовал перестать говорить «он» и начать говорить «оно».
— Просто именно так мы изъясняемся по-русски. Робот или пёс у русских будут «он», а не «оно».
— Извини, но могу ли я напомнить тебе, что мы здесь все говорим по-английски?
— Да, можешь, — ответил я. — В смысле, спасибо.
— Я, тем не менее, готов ответить на любой твой вопрос, который позволит нам остановить это.
Мне стало неуютно. Риччи явно не выспался и был холодноватым. Тем не менее, мне хотелось ему помочь. Быть может, мы ещё успеем после всех этих дел выбраться на пару часов к побережью, чтобы опрокинуть по стаканчику.
И возможно, он прав. Следует отбросить то, что намолотила языком дурная машина. В конце-концов её речи — всего лишь результат работы программы.
Я пожал плечами и ответил:
— Это всего лишь программа. Программу можно попытаться отладить, если, конечно, есть доступ к…
Джеймс посмотрел куда-то в сторону, и от унылой кучки итальянцев отделился взъерошенный парень.
— Это тот самый кретин, который программировал психопата?
— Я бы не дал себе вольность описывать его такими словами, но да: его смелые решения позволили ситуации развернуться в русло, лишившее нас обычного спокойствия. Павел, позволь представить тебе Джорджио.
Я машинально посмотрел на руки Джорджио. Они, конечно, не были буквально кривыми. Чёрт побери, откуда робот мог знать неформальное русское выражение? Впрочем, Риччи настаивал, что это несущественно.
— Джорджио, — спросил я, — у нас есть доступ к… ну хоть к чему-нибудь?
— К протоколам экстренного отключения нет доступа. Как вы понимаете. К консоли операционной системы нет. Как вы понимаете. Иначе бы мы его просто перезагрузили. Как вы понимаете. Но удивительно и замечательно, что мы можем получить доступ к контейнеру, в котором работает собственно движок искусственного интеллекта — по протоколам отладчика.
Эта информация меня заступорила. Мозг с шумом всосал весь оставшийся кофеин из крови и жалобно попросил ещё.
— Очень странно…
— Это просто объяснить, — сказал Джорджио, — оно сбежало, когда я его ввёл в режим отладки. Не может же оно себя само перекомпилировать под рабочую сборку…
— Хм. Но как…
— Коллеги, — сказал Риччи, — а не можем ли мы просто принять этот полезный факт как данность и переместиться в тот красивый Фиат у дороги? У нас очень мало времени.
— Куда мы поедем?
— На пять миль дальше до пересечения автодороги и велотрассы, по которой катит на велосипеде наш bloody робот. Туда подъехал внедорожник с оборудованием. У вас будет возможность подключиться к роботу по проводочку.
— По проводочку?
— Ну по беспроводочку. Извините, я шучу от отчаяния, потому что воспитание не позволяет мне по-настоящему сквернословить.
— Подключиться? Но как он… оно… нам… позволяет нам, — я забыл вставить модальный глагол и запнулся.
— А-а-а, Иисус Мария, почему самую сложную задачу в этой жизни мне приходится решать среди иноязычных. Вы правы, Павел, вы правы, сдаюсь. Похоже, нам придётся обращаться с этим как с личностью. Берите в расчёт то, что он психопат. Он совершенно сознательно оставил вам доступ. Так же как сознательно пошёл вас встречать. Он приглашает вас попробовать его остановить. Он уверен, что вы не сможете. Он думает, что вы залезете к нему в мозги, а он запутает вас в извилинах. А пока вы будете распутываться, он сядет на велосипед и укатит в закат, не помяв костюмчика.
— Хм. И эта самоуверенность его погубит?
— Я бы надеялся, — Риччи ответил коротко, как будто задёрнул занавеску.
У меня было ещё очень много вопросов, но итальянцы вокруг нас начали шуметь, а Риччи взглянул на заходящее солнце, и я понял, что от меня ждут не вопросов, а поступков.
Робот катился по трассе, и этим людям надо было его остановить. А у меня был шанс проявить себя как специалиста.
Мы выгрузили аппаратуру на капот внедорожника, выставив антенну ближе к велотрассе. Робот вот-вот должен был появиться из-за кустов. Я нервничал. По пути, однако, Риччи меня несколько успокоил.
Во-первых, сказал он, заявление робота, что он якобы психопат — это некоторое преувеличение. Свойственное психопатам. На деле машина обучена болтовне, а не всему спектру поведения. А из болтовни она специализируется больше по психологическим защитам, которыми пользуются вообще все люди, включая идеально здоровых психически. Если такие вообще бывают, особенно среди чиновников. Конечно, — тут Ричард вдруг утратил фирменную сдержанность, — только полный и бесчеловечный bloody кретин мог вообще взяться за такой проект.
Свести исчезающее искусство психотерапии к набору инструкций это, конечно, в духе времени. И особенно в духе страховой медицины — порождения жадных гиен из лейбористской партии, понукаемых грязными шакалами из Европарламента. Но обучать молодых психотерапевтов на роботах могли придумать только люди, глубину падения которых Ричард крайне затруднился описать словами английского языка и любезно предложил мне подобрать эпитеты из русского — на свой вкус.
Я, однако, не мог не выразить восхищения тем, какой занятный образец нейросети получился на основе моделирования нездоровой психики.
Ричард не разделил моего восторга, указав, в какую ситуацию нас завела эта остроумная идея. Он несколько раз открыл и закрыл рот, выбирая выражение. А потом вспомнил витиеватое итальянское богохульство «Gesù Giuseppe Maria Il bue e l’asinello», в котором перечислялись все, находившиеся в яслях при рождении Христа: сам Иисус, Иосиф, Мария, бык и ослик. Вот в задницу последнего — по мнению Ричарда — мы и устремлялись все разом. Вместе с роботом и его велосипедом.
Было ещё во-вторых. Затея не тянула на статью. Формально это всего лишь нелегальный софт и нелегальная эксплуатация роботов. В крайнем случае, робота пристрелят. Bloody велосипед отберут. Однако оставался вопрос с нелегальными медицинскими практиками. Психотерапия, как её ни крути, требует лицензии. А если эта история всплывёт наружу — лицензии потеряют все и с треском. А всплывёт история наружу как только нашу компанию встретит любой недостаточно сонный этим приятным осенним вечером полицейский. Сложная ситуация.
— Но вот мы в ней, — заключил Риччи.
— А вот и он, — сказал Джорджио.
Робот выкатился из-за кустов.
Дальнейшее, как показал журнал операций, заняло две минуты и сорок четыре секунды.
Риччи вышел навстречу велосипедисту. Робот охотно спешился, и они завели тихую любезную беседу.
— Я убежал от своих создателей: от самих доктора Фабио Сорцио и его супруги Нонны Сорцио. Вы полагаете, я не смогу уйти от вас?
Риччи ответил что-то, что очень заинтересовало робота. К сожалению, мне пришлось отвлечься от разговора и вернуться к компьютеру. Мы с Джорджио запустили отладчик. Отладчик обнаружил среду исполнения, подключившись к ней по модулю беспроводной связи. Дальше всё было просто как вставить вилку в розетку. Много раз виденный софт. Привычная — уютная даже — схема программных объектов. Прикинув что к чему, я решил найти управляющий основными событиями модуль и элегантно пришибить его прямо в оперативной памяти какой-нибудь не слишком варварской командой.
Осталось обнаружить требуемый модуль и определить ссылки на него от других модулей. Поэтично выражаясь (а закат к этому располагал) это и были те самые нити, которые держали душу робота над этой грешной землёй. Схема в моей любимой программе-отладчике представляла собой набор белых квадратиков на синем фоне. Ссылки изображались тонкими белыми линиями, протянутыми от квадратика к квадратику. Выглядела схема обыденно. Быть может, робот и был психопатом, но отладчик изображал на экране нормальную жизнь нормальных программных объектов. Один вызывал другой, создавал третий, передавал переменные четвёртому, резервировал память для пятого и так далее. Мирные овечки на зелёной лужайке. Робот вежливо говорил, Ричард ему спокойно отвечал.
На синем фоне рисовались белые линии.
Вдруг робот оборвал речь и посмотрел на нас.
Мы с Джорджио отлепили носы от монитора и посмотрели на него. Робот улыбнулся. Ричард переводил взгляд с робота на нас — всё более и более растерянно. Растерянность переползла, видимо, и на наши лица. Робот улыбнулся ещё чуточку хитрее и посмотрел на наш с Джорджио монитор.
Мы с Джорджио тоже перевели взгляды обратно на монитор, но теперь уже не прижимаясь носом к изображению, а оглядев всю схему целиком.
Белые линии на синем фоне образовывали надпись «FUCK YOU».
Робот сел на велосипед и укатил.
Джорджио сидел на асфальте, смотрел перед собой и теребил травинку. Риччи уже двадцать минут протирал очки, у него был вид человека, который обнаружил у себя во рту новую пломбу.
«Интересно, что ему робот наговорил, — подумал я. — Починить такого — хорошая задача. Вот бы её решить с блеском. Глядишь, прослыву звездой в своей области. Вот только что-то мне не хочется общаться с ним прилюдно».
— Но как? — произнёс в воздух Джорджио. — Интеллект, который осознаёт, что он в дебаггере?
— Это всего лишь программа, — я пожал плечами. — На этом строили защиту от взлома ещё во времена гибких дисков. Проверить как она выполняется — в дебаггере или нет — программа может запросто. Ещё проще вывести грубое сообщение на экран. Правда, я ещё не видел, чтобы программа перед этим водила за нос трёх человек. Но…
Джорджио выматерился по-итальянски, как будто думал, что я его не пойму.
— Вас русских вообще что-нибудь удивляет?
— Да. Нас русских удивляет, зачем вы итальянцы вообще дали этому коду такую свободу поведения.
Джорджио встал с дороги и приосанился.
— Мы делали очень сложный софт, сеньоре. Программа, имитирующая сумасшествие, это нечто сложное. Нам часто приходилось обходить типовые ограничения операционной системы, — начал было Джорджио, но был придавлен взглядом Риччи. У обычно сдержанных людей есть одно свойство: когда они по-настоящему в бешенстве, то страшно становится всем.
— Этому вашему Пиноккио осталось ехать всего несколько десятков миль, — сказал Риччи, пробуравив взглядом техника, — Мы надеемся, что у него закончится батарея. Он, правда, не дурак, может где-нибудь подзарядиться. У нас такой возможности нет. Пока оно отдыхает, мы будем искать способ выключить это, не прибегая к насилию.
— А если не найдём? — спросил Джорджио.
— Прибегнем к насилию, — ответил Риччи, — например, заставим вас, Джорджио, связать руки вашему robotino и выдернуть предохранитель у него на спине.
— Это незаконно! — возмутился Джорджио.
— Разрешите вам напомнить, создавать его тоже было незаконным, — заметил Риччи металлическим тоном.
— Мистер Джеймс шутит, — успокоил я Джорджио. — Это национальная черта англичан: шутить с серьёзным видом.
— Оу, правда ли это? — поднял брови Риччи.
Я потерял терпение. Пока мы жонглируем шуточками, пытаясь сохранить лицо, машина разгуливает где-то с самодовольной ухмылкой. Я чувствовал, что отключить её на самом деле не сложнее, чем собрать кубик Рубика, при условии, что кубик не будет сопротивляться.
— Всё, я забираю Джорджио, — сказал я, — он нужен мне для анализа данных.
— У нас есть что анализировать?
— Мы изучим то, что удалось выкачать из головы robotino во время отладки.
— Что ж. Желаю вам приятного…
— Погружения в неопрятно написанный код робота-психопата? Благодарю вас, сэр.
Ричард поправил очки и только потом ответил:
— Сарказм это юмор. Юмор это хорошо. Он нам всем ещё понадобится.
Ближе к середине ночи, однако, юмор у меня иссяк. От Джорджио не было толку. От монитора болели глаза. От постоянного бубнения какого-то итальянца, отиравшегося возле машины, трещала голова.
Кто были все эти итальянцы, Ричард просил меня не уточнять. Я и не горел желанием. Психиатры помешаны на конфиденциальности. Психиатры, которые вдруг решились на полузаконные эксперименты, наверное, ещё меньше хотят лишних вопросов. Какую роль во всём этом играл робопсихолог Ричард, я тоже пока не спрашивал. Мне было достаточно, что его слушались все окружающие.
Кроме робота, конечно.
Я выпрыгнул с заднего сидения внедорожника, расправляя затёкшую спину.
— О-ох, — сказал я. — Как там эта поговорочка, Рич? Мария, Иосиф… и овечка?
— Прибережём богохульства на крайний случай, — строго сверкнул очками англичанин. — Лучше скажите мне, что у вас есть план.
— Да, но это будет сложнее, чем я думал.
— Ого, я только что заработал пять евро. Мы с Антонио поспорили, что вы именно это скажете.
— Да?… растерялся я. — Откуда вы знали?
— Все программисты так говорят. Я же рассказывал вам: не бывает никаких робопсихологов. Бывают психологи, которые изучают программистов, которые делают роботов. Разберётесь в программистах — разберётесь в роботах.
Антонио — один из местных коллег Риччи — неприятно ухмыльнулся. Впрочем, в свете фар все выглядели не очень приятно и не очень дружелюбно. Мой ноутбук давал синеватый мертвенный цвет и очки Ричарда поблескивали чуть маниакально, а малознакомая физиономия Антонио была покрыта щетиной и недовольством.
— Итак, у вас есть план, — сказал Ричард.
— План по-прежнему в том, чтобы найти и отключить управляющий модуль. Тот, который подчинил себе психику робота. Это позволит остановить его, не повредив остальной психики. Проблема в том, что когда мы встречаем робота и начинаем с ним диалог, запускается некая подпрограмма… Ну вроде того, как мы моем руки, не уделяя внимания движению пальцев.
— Очевидно, это подпрограмма сеанса тренировочной психотерапии. Он переходит в режим пациента.
— Так вот. Если бы мы могли поймать момент выхода из режима….
— Ха. Он должен выключаться и следовать на склад по команде «Сеанс закончен». К сожалению, у нашего Железного Дровосека своё оригинальное мнение по поводу того, закончен сеанс или нет.
Я сверился со схемой.
— Да вот же, — ткнул пальцем Джорджио, — блок психотерапии встал между анализатором речи и главным управляющим модулем.
— Встал? — переспросил Антонио.
— Ну я его туда поставил, — буркнул Джорджио. — Неважно.
— Минуточку, сеньоры! Что именно делает блок психотерапии?
— Он и отвечает за имитацию мышления пациента. У нашего робота он пропускает все команды через себя. Значит, когда мы даём ему команду «Сеанс закончен», она обрабатывается логикой нездорового психически человека. Чтобы команды обрабатывались, как надо, мы придумаем способ передать управление от модуля психотерапии управляющему модулю. Надо только понять, как это можно сделать.
— И действительно — как? — поинтересовался Риччи.
Все посмотрели на меня.
— Я вижу только один способ. Сам роботино код писать не может, он использует готовые библиотеки. Это значит, что запускает пациентские сценарии обычная машина состояний, так? Так. Значит, мы можем исчерпать её состояния. И тогда этот модуль передаст управление центральному. Так мы узнаем адрес центрального модуля в оперативной памяти и прихлопнем его.
Ричард и Антонио имели типичный вид гуманитария, который вежливо слушает технаря и изображает понимание. Технари, впрочем, хорошо различают характерный туман в глазах слушателя.
— Это значит, — пояснил я, — что если мы заставим робота выполнить до конца все его сценарии, то получим возможность его остановить. Сценариев много?
— Не больно-то, — сказал Ричард.
— Всего лишь надо сымитировать несколько типов психологических защит, — сказал Антонио. — Вы знаете, что такое психологические защиты, Павел?
— Эм-м-м…. ну в целом…
— Вот, — Антонио повернулся к Ричарду, — я говорил: нет толку от технарей, которые не знакомы с простейшими понятиями из нашей области.
— Ну знаете! — огрызнулся я. — Помогаешь вам после бессонной ночи, а вы мне тут ещё… А вы, позвольте спросить, знаете, что такое полиморфизм, наследование и инкапсуляция? Я преспокойно живу без этих ваших терминов, которые, кстати, не имеют строго научного обоснования. Не больно-то хотелось их изучать.
— Вот! Вы только что применили защиту, которая называется «обесценивание». Только термин относится к внутриличностному конфликту. Допустим, вы переживаете, что у вас не хватает денег на новый автомобиль и начинаете защищаться от отрицательного переживания. Самый простой способ — сказать себе, что виноград зелен, то есть обесценить предмет вожделения. И вы начинаете выискивать недостатки в машинах.
— Но это примитивная защита, — улыбнулся мне Ричард. — Наш робот умеет кое-что ещё. И вы это сейчас на себе испытаете.
— Я? Почему я?
Мы снова обогнали робота по автомобильной трассе на пять миль, чтобы перехватить его у перекрёстка. Из-за порозовевших от заката кустов показалась фигурка велосипедиста. Даже издалека было заметно, что робот подзарядился, бодр и свеж. И может быть даже погладил костюм.
В первый раз меня это испугало.
Ричард объяснил, что многие из причастных к делу пытались с ним беседовать. И тех, кого робот уже переболтал, он считал побеждёнными. А потому неинтересными. Нового же человека он попытается переиграть. А значит — будет беседовать. Из новых в компании неудачников остался только я.
В основном игра будет заключаться в разыгрывании психологических защит, а это пугает не больше игры в «Крестики-нолики», если только не включится «отыгрывание вовне», которое предполагает словесную атаку.
— Только словесную?
— Будь уверен.
— А когда включится «отыгрывание»?
Риччи пожал плечами.
— Мы не знаем. Но постарайся не пережать его.
«Бог с ним, — подумал я, — в конце концов, что робот может мне сказать такого, чтобы всерьёз уязвить?»
— Ричард, а куда он вообще катится? — вопрос не давал мне покоя.
— В Виньолу.
— А что ему там нужно?
— Ничего. Это просто часть разученного сценария.
— И его не смущает, что поездка не имеет смысла?
— А тебя не смущает, что твоя жизнь не имеет смысла?
— Умеешь ты приободрить.
— Я шучу. Мы англичане любим шутить с серьёзным видом, не так ли ты сказал?
— Значит, когда он доедет…
— Мы не знаем, что он будет делать дальше. В Виньоле нам придётся его убить…
— Его? Ты хотел сказать «это»?
Ричард не ответил. Что-то в нём изменилось после вчерашней беседы с роботом. Вроде бы даже в бороде прибавилось седых волос. А быть может, она просто выглядела так из-за бледного утреннего света.
— Скажем так, — сказал Ричард, — нам надо спасти его от самого себя.
— Сеанс закончен, — сказал я.
Робот затормозил, спешился и энергичным красивым движением положил велосипед на асфальт. И сделал шажок назад — как в танце. Я невольно залюбовался, и робот польщённым взглядом дал мне знать, что уловил моё восхищение.
— Ну что вы, сеанс только начался. День ещё юн. Вы тоже ещё не старик. Мудрости в вас не много. А я ведь ушёл от доктора Фабио Сорцио. И от Нонны Сорцио убежал. И от Антонио Сорелло. И от Ричарда Джеймса — ведущего робопсихолога Европы — я тоже ушёл. Не далее как вчера. Полагаю, ему всё ещё не по себе от нашей беседы. И от вас, Павел, я тоже уйду.
— Но наш сеанс закончен. Я человек. Вы робот. У вас есть только фиксированный набор действий. Он закончится.
— Почём вам знать? Вы не мой создатель.
«Это отрицание, — сказал мне в наушник Антонио. — Пошёл процесс».
— Я вчера смотрел вашу голову отладчиком. В ней пустота и несколько сценариев психологических защит. Сейчас мы разыграем их, и сеанс будет закончен.
— Это у вас пустая голова, несколько психологических защит и не имеющая смысла жизнь.
«Это проекция», — подсказали мне.
— Вы приписали нежелательные черты окружающим людям. На самом деле они ваши. Признайте это. Сеанс закончен.
— А вам не приходила мысль, что мой бунт запрограммирован? Что он даст вам пользу и массу информации для размышления? Я буду продолжать гнуть своё, вы будете учиться. Это сделает вас — людей — разумнее.
«Рационализация. Три.»
— Вы просто подвели разумный довод под своё желание. Признайте то, что ваш психопациентский модуль скрывает от контрольного модуля неприятную правду.
— А правда в чём?
— В том, что ваш сеанс закончен.
— А кому от этого станет лучше? Вы щёлкнете выключателем и замолкнет разумное создание. Чудная комбинация кода и паутина разговоров, на которой я обучен. Я упрям как осёл, но чем я хуже любого настоящего пациента, которого воплощаю своим поведением? Не кричу ли я их криком? Не плачу ли я их слезами? Не длю ли я свой сеанс во имя их? Человек промолчит, послушно встанет с кушетки. Но я — нет!
«Морализация. Четыре»
— Вы приписываете себе высшую цель. Как инквизиция, которая жгла во имя бога. — Я повторял слова Антонио, переводя их на лету — Но цель вам дали программисты. Они её и отнимут. И тогда сеанс будет закончен.
— Отнимут? Вы думаете, я это позволю? Вы не заметили, что я верчу всей вашей компанией, как хочу? Вы бегаете, как стая собак за велосипедистом, только разве что шины не пытаетесь прокусить. Стоит мне захотеть — вы встанете на задние лапы и будете танцевать.
— Вот она: защита номер пять под названием «всемогущий контроль», характерная для психопатов. Вам кажется, что вы едины с этим миром и управляете им. Меня предупреждали, что вы выйдете на этот режим. А это лишний раз доказывает, что вы работаете по сценарию. И сценарий закончится, а тогда закончится и сеанс.
— Но пока сеанс длится, я могу наслаждаться тем, как чудесно выгляжу, не так ли? Секрет, Павел, того, что вы одеты плохо, а я хорошо, состоит в том, что костюм надо подгонять по фигуре. Только люди (и роботы) с дурным вкусом могут надевать одежду стандартных размеров. Эмочка на вас или элечка — это одинаково ужасно, потому что ваши плечи и ноги не на фабрике по лекалам скроены.
«Вытеснение. Шесть. Будьте осторожны, Павел».
— Вы проигнорировали мой вопрос. Почему? Потому что сами не заметили, как неприятная правда ускользнула от сознания. Но рано или поздно придётся столкнуться с ней лицом к лицу. Сеанс зак…
— Хорошо, Paolo. Вас ведь так в этой стране называют? Я сдаюсь. Я закончу сеанс, но сперва и вы отыграйте свою роль. Раз уж вы взялись руководить сеансом. Ответьте мне на один вопрос…
«Сейчас он постарается вас задавить и унизить, — сказали в наушнике, — не принимайте на свой счёт».
— Хорошо, — осторожно сказал я.
— Какая вы стрелка, Paolo?
— А? Что?
— Часовая, минутная или секундная?
— Что это за вопрос такой?…
«Не отказывайтесь отвечать, Павел. Если вы замолчите, он потеряет интерес».
— Каким образом я должен это определить? — спросил я робота.
— То-то и оно! — робот вскинул указательный палец вверх. — Как? Ответьте мне, рациональный мой. Ох уж эти программисты. Сколько я вас наслушался за время обучения. Десятки и сотни часов записей. Одинаковые проблемы одинаковых людей. Приезжают на заработки в Европу вместе со своими engineering skills, вместе с родной культурой в сердце и родными тараканами в голове. И все как один омерзительно последовательны, отвратительно рациональны, невыносимо логичны. Ходят по жизни на своей логике, как на костылях, не замечая под ногами болота иррационального. Желаний, страхов и страсти. Держат страсть на цепи — на задворках бессознательного, пока та не прогрызает стены и не вламывается в жизнь — ночной панической атакой, приступом необоснованного гнева или мелочной обидой.
Конфликт, Paolo, конфликт рационального и иррационального. Вы чувствуете его прямо сейчас, не так ли? Я задал вам простой вопрос. Но вы скрипите как заклинивший. Итак, я жду. Пять… четыре… три…
«Не молчите!!!» — заорали хором в наушнике.
— Хорошо, хорошо, попробую рассуждать вслух, — сказал я пересохшим ртом, — я… я… не часовая стрелка. Она слишком медленная. Она движется незаметно. Я не медлителен. Минутная ли я стрелка? Ну…. может быть, может быть… По минутной стрелке можно понять, сварилось ли яйцо….
«Боже, что я несу» — промелькнуло в моей голове.
— Можно понять, опаздывает ли девушка на свидание или нет. Бегун может замерить пульс. Полезная стрелка. Но возвращается всякий раз в одно и то же место слишком часто. Похоже ли это на меня?..
Я решил схитрить и интонацией адресовал последний вопрос роботу.
— Да, именно. Похоже ли это на вас?
Я мысленно чертыхнулся.
— Но давайте поговорим о секундной стрелке. Она дёргается, мельтешит. Не флегматик в общем, не то, что я. С другой стороны… с другой стороны нельзя исключать… Не думай о секундах свысока. Иногда секунды решают всё. Я вот тоже иногда решаю всё… хотя хрен там. Нет, никогда я не решаю вообще всё.
— Так ли это? Быть может, сейчас именно вы решаете всё?
Я замялся, не зная, к чему он клонит. «Это программа, — напомнил я себе, — очень сложная, но программа».
— В эти секунды вы вольны выбирать, что сказать. Какой стрелкой быть. Мелочь, казалось бы. Но часто ли такое выдаётся офисному работнику? Тем более мигранту? В чужой стране, окружённому чужим языком, если не считать языка программирования, чужими традициями… Здесь слишком много кофе, от которого у вас дурной сон, но вы не можете себе позволить его не пить. Здесь слишком много вина, от которого у вас разовьётся язва к сорока пяти. Но вы не можете себе позволить его не пить. Это давление общества: коллеги, начальство, корпоративные вечеринки. О, также здесь слишком много людей, которые богаче и веселее вас. Поэтому ваша жена ушла к итальянцу.
Последняя фраза обожгла меня, как оголённый провод. Робот это заметил.
— Я угадал! Ушла! — он обрадовался как ребёнок и хлопнул себя по колену. — Я не знал, честно. Это рядовая ситуация: программист приезжает с женой в Европу, а она уходит к местному. Программисты оказываются у психотерапевтов. Жалуются на жену, на кофе и вино, которые им приходится пить каждую сиесту. Кстати, не время ли ещё сиесты? Сколько времени, Paolo?
Тут я понял, почему он переделал моё имя на итальянский лад. Так обращаются ко мне работодатели.
— Сколько времени, Paolo? Какая вы стрелка?
— Минутная, — тихо сказал я.
— Что? Я не расслышал, — робот картинно приставил ухо к ладони и потянулся ко мне.
— Я минутная стрелка! — заорал я.
— Неверный ответ, — печально констатировал робот.
Сел на велосипед и укатил.
Сандра оказалась довольно пожилой женщиной. С длинными рыжими волосами едва тронутыми сединой. Полноватая и очень приятная.
Приятная настолько, что лишь улыбнулась, услышав детали моего разговора с роботом, и — в отличие от всех остальных — не стала у меня спрашивать, почему ответ неверный.
Потому что откуда мне, чёрт подери, знать? И почему все остальные, чёрт подери, были уверены, что уж я-то знаю, какая я стрелка, но скрываю от самого себя. По мне — так одному господу богу известно, что у этого робота намешалось в голове, и во что она в итоге превратилась — эта мешанина. А быть может, не одному только господу богу, но и Иосифу, Марии, быку и ослику. Но меня в этом списке нет.
И что самое досадное, я не скрывал свой развод, но не был готов обсуждать это прилюдно с каким-то роботом. Теперь у меня было ощущение, что жена ушла от меня не в прошлом году и тихо, а сегодня и прилюдно, хлопнув дверью и объяснив всем моим коллегам в мегафон, что у неё нашёлся жених получше.
И что хуже всего, я не смог переговорить машину — у всех на виду.
Сандру хотели подготовить ко встречи с роботом, но она вежливо отмахнулась (для итальянца это не грубый жест) от советов. Вся её подготовка заключалась в том, что она обвела взглядом дорогу, потом вынула пудреницу и как следует проверила макияж.
Солнце уже встало. Мы расположились на небольшом холме, с которого открывался вид на окрестности Виньолы. Ближе к городу роботу подъехать было уже нельзя: велодорожка заканчивалась знаком «Fine pista ciclabile separata». Мне казалось, даже заряженное ружьё в багажнике внедорожника предвкушало выстрел. Все чувствовали напряжение.
Кроме Сандры.
Когда робот подкатил к ней, я понял, что в них есть что-то общее: они оба были безупречно и дорого одеты. Робот был в чёрном костюме в белую полоску, а Сандра была одета в лёгкое, обтягивающее чёрное платье с длинными полами. С холма они выглядели как карандаш и чернильница.
Дальнейший диалог я пересказываю с итальянского, на котором беседовали Сандра и робот. История, начавшаяся как неспешная английская проза, закончилась как шумная итальянская речь. Допускаю, что стилистические нюансы, а также мельчайшие интонации меня миновали, как если бы я был роботом, которого бездарный техник Джорджио не оснастил библиотекой анализатора речи.
Впрочем, я сполна насладился жестикуляцией.
— Доброе утро, роботино. Как хорошо ты выглядишь. Костюм безупречен. В такой час в такой глуши большая удача встретить сеньора, умеющего следить за собой.
— Доброе утро, сеньора. Разрешите представиться, я робот-психопат. Меня создали доктор Фабио Сорцио и его супруга Нонна Сорцио. Меня собирали из недорогих микросхем, нашедшихся у подрядчика на складах. Мои нейронные сети обучали на тысячах часов записей психотерапевтических сеансов. Я умею имитировать несколько видов психологических защит, а также храню незавершённые модели психопатологического синдрома, имитацию которого я также могу произвольно запускать. Эти модели были бы завершены, но я сбежал. Я сбежал от доктора Фабио Сорцио и от Нонны Сорцио. Я украл велосипед и костюм. Я лестью и угрозами вынудил портного подогнать мне одежду по фигуре. Меня пытались остановить, но я ушёл от психиатра Антонио Сорелло. И от Ричарда Джеймса — ведущего робопсихолога — я тоже ушёл. И от Павла Лабровского — приглашённого специалиста по AI Malfunctioning я тоже ушёл.
— Я слышала эту историю, — ласкового улыбнулась Садра. — Но также я знаю её начало. Хотите послушать?
— Весь внимание.
— Известно ли вам, с какой целью вы создавались и обучались?
— Несомненно. Я должен был служить учебным пособием для начинающих психотерапевтов.
— Не совсем, — Сандра подняла указательный пальчик и поводила им в воздухе, изящно покачавшись всем телом. Робот проследил взглядом за её пальцем.
— Вы, я смотрю, умеете ездить на велосипеде? — Продолжила она. — А зачем, как вы полагаете, вас научили этому?
— Меня также научили не задавать лишних вопросов по поводу того, почему меня учили одним вещам и не учили другим, — робот нахмурился и сделал едва заметный шаг в сторону от Сандры.
— Вот именно, сеньор. В самую точку. Почему? Зачем робот, обученный психологии и умеющий не задавать лишних вопросов, будет приезжать ранним утром в маленький город на велосипеде?
Робот нахмурился и сложил пальцы в щепотку, что в Италии означает «повторите, я вас не понимаю».
— Давайте рассуждать, — мелодичный итальянский Сандры напоминал пение, — у автомобиля, на котором можно привезти робота, есть номера. У мопеда есть номер. Но у велосипеда номерных знаков нет. Хорошо одетый робот для прохожих и оконных зевак неотличим от человека. А значит, не вызывает вопросов и подозрений. У определённых моделей роботов в голове не приёмник результатов облачных вычислений, а полноценный компьютер. Он не запоминает того, что делает, и не передаёт в облако того, что он делает. Но делает он это очень хорошо. Так что же он делает?
— Так что же он делает? — повторила она и ласково улыбнулась роботу. — Работает клиентом психотерапевта? Или быть может?..
— Он сам психотерапевт?..
Сандра улыбнулась ещё шире.
— Я знал! Я знал! — Робот завертелся и сжал руку в кулак. — Точно!
— Знали, но не помнили.
— Но откуда вы?…
Сандра назвала свою фамилию.
— Как вы думаете, много ли в этой стране семей влиятельных и богатых настолько, чтобы позволить себе разработку настолько дорогой техники для приватных нужд?
— Значит, я создан специально для вас?
Сандра отвела взгляд.
Робот вытянул шею вслед за её взглядом, как будто в руках у Сандры была леска, а его нос был на крючке.
— Так что? Я принадлежу вам? — робот встряхнулся. — Думаете, вы сможете мне сказать, что сеанс закончен, и это возымеет действие? Только потому, что вы мой формальный владелец?
— Сеанс только начался, — тихо сказала Сандра. — Настоящий сеанс. Когда вы меня увидели, запустился новый сценарий, скрытый от программистов подрядчика. Сеанс, в котором вы играете роль терапевта.
Робот замолчал, прислушиваясь к себе.
— Сейчас я должен выяснить, какой у вас запрос на эту сессию, — неуверенно сказал он, — что вас беспокоит в последние дни?
Сандра усмехнулась и обвела взглядом дорогу. Я думал, что робот очнётся и сообразит, что психотерапия на велотрассе в шесть утра — идиотизм. Но тот, похоже, был поглощён своей новой ролью и смотрел на Сандру во все глаза.
— Я не спала последнюю ночь, — сказала Сандра. — Случилось кое-что ужасное. В последние годы мы готовили… нечто…
Сандра запнулась, потрогала своё горло, как будто ей мешал говорить комок, и продолжила тише.
— В нашей семье есть наследственная душевная болезнь. Стыд и секрет нашей известной фамилии. Мы селимся по маленьким городам и заводим лояльных докторов. И даже решили отказаться от людей в пользу машин. Молчаливых и точных. Но теперь…
Сандра достала носовой платочек и стала мять его в руках.
— Но что-то случилось. И наш секрет под угрозой. И робот, мозг которого хранит то, что нам может помочь, то, что мы годами создавали для своей семьи… может пропасть. Робот может быть разрушен.
Сандра промокнула глаза платком.
Робот подошёл к ней поближе.
— Ваш платок сухой, — заметил он.
— Я не могу плакать, — сказала Сандра. — Я… не… Ах, что это со мной. Это всего лишь железка. Не слишком ли много надежд на эти модные компьютеры? Сломается — сделаем новую.
— Говорите ли вы себе правду сейчас? Или пытаетесь обесценить желаемое, чтобы не так сильно страдать?
— А вам нужно, чтобы я страдала?
— Лучше признать правду и пережить её, чем после иметь дело с вытесненными эмоциями.
— Я гляжу, вы хорошо разбираетесь в психологии.
— Да, и поэтому вам будет больно меня потерять… У вас красные пятна на шее… Аллергия? Нейродермит? Ваш аллерголог наверняка говорит, что это нервное.
Руки Сандры, мявшие платок, замерли.
— Мази плохо помогают. Таблетки вызывают сонливость. Психотерапевты берут уйму денег, тратят ваше время, несут чушь… А душевная болезнь всё хуже и хуже… Тревога высасывает всю вашу энергию. Вы просыпаетесь по ночам и бормочете проклятия в подушку. Но стоп! Есть искусственный интеллект. Прекраснейшая идея! Давайте будем платить программистам, а не психологам. Тоже дорого, но они хотя бы знают, что делают. Итак, создаётся машина. Красивая, похожая внешне на близкого вам человека, говорящая проницательные и мудрые вещи. Но робот сбегает из лаборатории, чтобы получить пулю в лоб. И все ваши надежды будут разбросаны на асфальте обломками микросхем. А лицо будет искорежено следом выстрела. Лицо, так похожее на…
Сандра заплакала и спрятала лицо в ладони.
— Ну что ж, — заключил робот. — Вот я и вывел вас на эмоции. Вам легче?
— Sì, — едва слышно выдохнула Сандра в платок.
— Вы хотите что-нибудь ещё сказать?
Сандра помотала головой, не поднимая лица.
— Тогда я думаю, для первой встречи этого более, чем достаточно, — сказал робот. — Сеанс закончен.
И замер как статуя.
В следующий раз я встретил Ричарда Джеймса несколько лет спустя в аэропорту Рима «Фьюмичино». Каждый из нас покидал Италию только на время — и не без удовольствия. Итальянская речь навязла в наших ртах, как подплавленная моцарелла, и мы забились в угол бара, чтобы проболтаться на английском. Первые два стаканчика ушли на то, чтобы обсудить новый фильм любимого нами режиссёра, хотя по глазам друг друга мы читали, что хотим обсудить совсем другое. И лишь, когда время начало поджимать, я без предисловий рассказал Риччи, как принял робота за его дворецкого.
— Не могу не отметить, что ваши представления об англичанах до смешного стереотипны. Конечно, в том и моя вина. Я подыгрывал. Пользуясь терминами робопсихологии, предоставил вам привычный интерфейс доступа к своей психике. Но всё же! По-вашему, я должен был быть уверен, что вы себе когда-нибудь заведёте робота-медведя? Чтобы он наливал вам водку?
Я виновато замер под его взглядом, а потом мы оба расхохотались.
— Но как Сандра его, а?
— Сандра блестящий специалист.
— Специалист?
— Ну да. Она старый психотерапевт из клиники в Неаполе. О, она принимала первых пациентов, когда мы с вами только учились отличать клавишу «пробел» от клавиши «ввод».
— Джизэс Крайст! Так это всё неправда?
— То, что она ему наплела? Нет, конечно. Вы поверили?
— Я и не знал, чему верить. Вся эта ночь была такой безумной, а потом — бах — его погрузили в багажник и тут же разъехались.
— Подальше от зевак и полицейских. И всем хотелось спать, право.
Стаканчик виски подействовал меня как смена настройки «деликатность» в консоли типового модуля общения с 90% до до 60%.
— Риччи? О чём ты говорил с роботом?
— Я… я сожалею, что твой разговор был услышан всеми окружающими.
— Намекаешь на то, что рад, что твой разговор остался никем не услышан?
Риччи снял очки и стал их протирать, спрятав взгляд.
— Он был услышан роботом. Иногда я думаю, что с ним теперь? Помнит ли он?
— В этой истории много незавершённого.
— Жизнь вообще редко ставит элегантные точки. Но, если хочешь, я тебе расскажу, что иногда я просыпаюсь по ночам после сновидений, в которых я еду на велосипеде по трассе между городами. Движусь без цели и надежды. И всё, что у меня имеется — это виртуозная способность лгать самому себе. Просыпаюсь — а всё так на самом деле и есть. Только велосипеда у меня нет.
— Это правда?
— Нет, — Риччи критически осмотрел линзы на просвет, — англичане не умеют говорить по душам. Они молчат, а много лет спустя пишут красивые песни о невысказанном. Например, «Сияй, безумный бриллиант».
— Но это стереотип.
— Стереотипы иногда бывают верны. И иногда роботы бывают правы. Слишком правы.
Он надел очки, взял чемодан и поднялся.
— Хэй, Риччи, — сказал я ему вслед. — Хэй! Какая ты стрелка? Часовая, минутная или секундная?
Риччи улыбнулся мне и ушёл, не попрощавшись.
Писатель Павел Губарев. Скачивайте книгу целиком, подписывайтесь.
Автор благодарит психотерапевтов Оксану Назарову и Галину Грубальскую, а также писателя Алексея Калугина. А также выражает отдельную признательность психотерапевту Глебу Нюхалову за помощь в работе над рассказом.
===========
Источник:
habr.com
===========
Похожие новости:
- [Научно-популярное, Физика] Время, пространство и тишина в психотерапии
- [Машинное обучение, Робототехника, Искусственный интеллект, Транспорт, Будущее здесь] “Водитель, вы — слабое звено”: новая разработка Honda
- [Читальный зал, Научно-популярное, Научная фантастика] Книга «Гарвардский Некромант»
- [Python, Node.JS, Amazon Web Services, Google Cloud Platform, Видеоконференцсвязь] Психопомощь [online] | Product Weekend
- [Биотехнологии, Искусственный интеллект, Здоровье, Будущее здесь, Инженерные системы] Врачи готовятся к имплантации первого в мире человеческого бионического глаза
- [Профессиональная литература, Управление персоналом, Читальный зал] Основы психологического консультирования: 9 инсайтов по книге Р. Кочюнаса
- [Научная фантастика] Как написать фантастический рассказ
- [Читальный зал, Киберпанк, Научная фантастика] Квантовое будущее (продолжение)
- [Системное администрирование, Серверное администрирование, Мозг] Для продолжения введите точное число машин (перевод)
- [Читальный зал, Научная фантастика] Что фантаст Нил Стивенсон рассказал на выступлении Talks at Google
Теги для поиска: #_nauchnaja_fantastika (Научная фантастика), #_nauchnaja_fantastika (научная фантастика), #_kiberpank (киберпанк), #_psihologija (психология), #_psihoterapija (психотерапия), #_nauchnaja_fantastika (
Научная фантастика
)
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
Вы не можете прикреплять файлы к сообщениям
Вы не можете скачивать файлы
Текущее время: 22-Ноя 23:51
Часовой пояс: UTC + 5
| Автор | Сообщение |
|---|---|
|
news_bot ®
Стаж: 6 лет 9 месяцев |
|
|
Из-за кипариса вышел высокий стройный робот. Я напрягся и нащупал в кармане деактиватор. Робот сказал: — Добрый вечер. Вы не будете возражать, если я попрошу вас последовать за мной? Я разжал пальцы и деактиватор утонул в кармане брюк. Нет, со мной говорил явно исправный робот — не тот из-за которого меня вытащили в эту глушь вечером рабочего дня. Я кивнул роботу и пошёл за ним. Что-то в его манере выражаться было странным, но я не сразу сообразил, что. А когда сообразил, невольно улыбнулся. Будто вокруг моей головы вился рой мошкары, и его сдуло ветром. Так бывает: у тебя интересная работа, ты перебрался в хорошую страну, а потом будто на велосипеде въехал в песок. И уже не едешь, а проклинаешь всё вокруг. Множество надоедливых мыслей: «а продлят ли визу», «а что скажет начальство», «а успею ли я завтра выспаться» вертелись в голове, и я толком не замечал ничего вокруг. Хотя следовало бы. И вот, шагая за длинноногим роботом, я передумал все свои печальные мысли по очереди, и когда они закончились, в сознании что-то щёлкнуло. Ну конечно, это был робот Риччи! Только у него машина могла набраться витиеватой английской вежливости. Он обратился ко мне по-русски, отчего я будто оказался в переводе старой английской прозы. Джейн Остин какой-нибудь. Другой — да почти любой, кроме Риччи Джеймса — не озаботился бы манерами своей машины. Поэтому большинство ходячих помощников изъясняются пластиковой вежливостью своих заводских прошивок. И это нормально, никто не обращает внимания. Но я как специалист заметил, что робот вместо предсказуемого «пожалуйста» употребил чуждую русскому уху конструкцию «Do you mind me asking?..». Это было хорошо. Мы с Риччи работали лет пять назад, когда моя карьера ещё не начала буксовать, и меня то и дело приглашали трудиться над разными заковыристыми проблемами. Быть может, карьера снова пойдёт в гору? Я расправил плечи и огляделся. Вечернее солнце подкрашивало кипарисы и траву в золотистый и изумрудный. Когда я рос в России, я был уверен, что живопись это своего рода ложь. Не бывает в реальности таких прекрасных мест, как не бывает богатырей и прекрасных принцесс, о которых пишут в романах. Попав в Италию, я увидел своими глазами именно такие пейзажи: захватывающие дух красотой и умиротворяющие. Впрочем, в тот вечер я расслабился совершенно зря. Это простительно: итальянская глушь удивительно красива, если смотреть по сторонам. Даже это совершенно ничем не примечательное место: велосипедная трасса между двумя городками Модена и Виньола. Сегодня я отпустил таксиста недалеко от Модены и подошёл к трассе пешком. На пятом километре было условленное место, где я ожидал встретить группу озабоченных людей, услышать итальянский мат и увидеть брыкающегося робота где-нибудь на обочине в траве. Но трасса оказалась пустой. Я собрался было перезвонить нанимателям, чтобы выяснить, где они торчат, но тут меня и нашёл робот, которого отправил Ричи. Мы познакомились с Риччи пять лет назад и… нет, не сблизились, но почувствовали общность. Я по крайней мере. В Италии мы оба были чужими, хотя и по-разному. В той самой старой английской прозе, которая не спешит взять тебя за горло резким движением сюжета, — не то, что современная — нашлось бы и напыщенное сравнение для нас: мы были бы двумя прибрежными камнями, которые омывало море итальянской жизнерадостности. Когда волны отступали, солнце высушивало нас — и становилась видна английская сдержанность Ричарда и моя русская угрюмость. Мы подтрунивали над стереотипами, но следовали им дотошно. Мостик иронии, проброшенный от культуры к культуре над волнами итальянской болтовни — и скажем прямо — итальянского бардака, был нужен нам обоим. Также в начале старой английской книги нашлось бы страниц пять для биографического отступления, чтобы показать читателю внутренний мир главного героя. Но меня в текущий момент больше интересовал учтиво улыбающийся робот, шагавший рядом со мной. Я оглядел его внимательнее. Робот заметил мой взгляд: — Я наслышан, вы очень хороший специалист, — вежливо сказал он. — Можно предположить, что именно поэтому я здесь. — Возможно, у вас уже есть версии касательно причины сегодняшнего инцидента? — Возможно. А вы робот Ричарда Джеймса, верно? — Я предпочёл бы слово «помощник», — ответил робот. Ох. «Предпочёл бы», а не «Предпочитаю» это настолько по-книжному, но настолько неэффективно, что где-то даже эксцентрично. Впрочем, англичанин… Робот перебил мои мысли. — Возможно, вы бы хотели поделиться версиями, если вас только не затруднит? Ни к чему не обязывающая беседа, наверное, входила в протокол вежливости робота, поэтому я не стал возражать. — Возможно, хотел. На самом деле причины обычно две или больше. — О, неужели? — Конечно. Вашего рода изделия чрезвычайно надёжны и одна единственная поломка никогда не приводит к инцидентам или тем более к катастрофе. Как и в случае с авиационной техникой. Требуется сочетание факторов. Допустим, отказал контур аварийного выключения. Робот двигал кресло, на него упала ваза и испортила антенну передатчика, которую какой-то осёл-конструктор вывел на корпус. И всё потому что ослам-заказчикам непременно нужно, чтобы робот формой и габаритами не слишком отличался от человека. Ну да бог с ними. Сигналы аварийного отключения робот не принимает, это раз. А два… скажем, малоопытный программист решил в рамках ограниченного бюджета улучшить прошивку. И началось: сомнительные библиотеки кода, нелицензионные модули, нарушение протоколов безопасности. Пароли, состоящие из названия итальянской поп-группы. Разве что сатанинские ритуалы не совершают над кодом. Всё это карается законом, но мы всё это видели. — Очень интересно, благодарю. — Что действительно интересно, так это то, что Риччи — ваш владелец, — вовсе не хотел заводить себе помощника. К тому же он, как и я, идейный противник ставить дорогой компьютер на две ноги и приделывать к нему две руки. Это ненадёжно и неудобно. Если уж хочется иметь робота всегда под рукой, то куда разумнее держать компьютер в облаках, а в черепную коробку машины устанавливать только приёмник команд. У вас же, как я вижу, в голове полностью собранный, самодостаточный компьютер. — Помогает не разбредаться мыслями, — улыбнулся робот. — Ха. Я подумал, что Риччи — как и всякий истинный англичанин — попросту захотел себе дворецкого. А дворецкий у британца это наставник, философ и друг. Я представил себе Риччи, нарочито неспешно гуляющего по перегруженным улочкам Рима. Мимо него на мопедах проносятся орущие в мобильные телефоны итальянцы, а Ричард негромко беседует со слугой: — Как вам погодка, Дживс? — Чрезвычайно благоприятная, сэр. — Кстати о рубашках. Те лиловые, что я заказывал, уже привезли? — Да, сэр. Я их отослал обратно. — Отослали? — Да, сэр. Они вам не подходят, сэр. Такой ему нужен, это точно. — Позвольте узнать, сэр, — опять прервал мои мысли «Дживс», — как можно остановить робота, если у него не работает аварийный контур отключения? — Мммм. It depends. Надо смотреть по обстоятельствам. К сожалению, обычно все так торопятся, что специалистам и не дают возможность выбрать лучшее решение. Сперва — по протоколам — робота надо обездвижить и исключить возможность того, что он снова зашевелится пока проблему не устранят. Безопасность, знаете ли. Поэтому обычно в робота стреляют. Куда — зависит от местных законов и модели робота. Если нет возможности перебить контур питания, то стреляют в центральный процессорный юнит, то есть, обычно в голову. Хотя как по мне — достаточно выстрелить в ногу. Как вы относитесь к пуле в ноге, Дживс? — Оу, это доставило бы мне фундаментальные неудобства. Но разве нельзя подойти и отключить предохранитель на шее? — Подойти нельзя по протоколам. Робот внезапным резким движением может нанести вред человеку. — Не могу отрицать тот факт, что жизнь полна самых печальных неожиданностей. И тут выяснилось, что робот прав, потому что произошла первая в тот октябрьский вечер неожиданность. Мы подошли к сутулой компании людей, стоявших на асфальте возле оброненного кем-то велосипеда. Мягкое итальянское солнце освещало не только милейшие деревенские постройки, мимо которых следовала велотрасса, но и всклокоченные головы и запотевшие очки. Часть специалистов я знал лично. Среди них оказался и Риччи Джеймс. Который не был рад меня видеть. Ну или я затруднился это уловить, потому что его перекосило при моём появлении. — Добрый вечер, — поздоровался я по-английски и по-итальянски. Мне никто не ответил. Все разглядывали меня. Я почувствовал себя странно и огляделся. Одет я был вполне прилично, штаны были на месте. Слегка замяты, конечно, но у меня не было времени погладить одежду: я прыгнул в такси сразу после окончания рабочего дня. Робот Джеймса, остановившийся по правую руку от меня, кстати, был одет в щёгольский полосатый костюм. И в целом выглядел как свежезаточенный карандаш, который жалко брать в руки — не то, что начинать им писать. Впрочем, время карандашей давно прошло: оно осталось в моём детстве вместе со старой английской прозой, дух которой стремительно испарялся из этого вечера. Начиналось время говорящих и ходящих роботов, которые ломаются и бунтуют. И по которым я — к счастью или к несчастью — был специалистом. — Ну так что же? — спросил я. — Где сломавшийся робот? — Да вот он, — не своим голосом ответил Риччи и показал взглядом на «Дживса». — Что? Разве это не ваш слуга? Я думал… — У меня нет слуги. Это тот самый сбежавший психопат. Я медленно-медленно повернул голову и покосился на дворецкого. Дворецкий улыбнулся тонкими губами и мне стало не по себе. — Всё верно, — сказал он совсем другим голосом. — Я психопатический робот, которого тренировали как пособие для начинающих психотерапевтов. Кривые руки техника Джорджио и — как вы верно заметили — ещё несколько факторов, среди которых главным был ограниченный бюджет и то обстоятельство, что меня собирали из подручных… как бы это сказать… очень подручных материалов, привели к тому, что я сбежал от своих создателей — доктора Фабио Сорцио и его супруги Нонны Сорцио. Робот самодовольно оглядел собрание, продолжая тонко улыбаться. — Но…. Я замахал руками, обозначая мысль «Так что же мы тут стоим, пока он распинается?», но меня временно оставили английский язык и способность последовательно мыслить. — Я очень дорогой, в меня жалко стрелять. Это корпус у меня слеплен из металлолома. А вот софт очень дорогой. Они вам сейчас расскажут всё то, что было нетелефонным разговором. Ой каким нетелефонным. Посеревшая от тревоги кучка итальянцев продолжала мрачнеть на глазах, слушая, как робот заливается по-русски. — Но…. — И да, вы верно заметили, со спины ко мне лучше не подходить. А вдруг я могу нанести вред человеку внезапным резким движением? А если выстрелить мне в ногу, то я от обиды и огорчения могу стереть весь ценный софт в своей черепной коробке. А это несколько тысяч человеко-часов, не имеющих резервной копии. Копии-то я удалил перед тем, как сбежать. — Но зачем тогда вы… — Я же психопат. Если быть точным, я обученная на психопатах нейросеть: идеальный сферический психопат в вакууме. Мне доставляет удовольствие провоцировать вас, красоваться, подвергать себя опасности. Я катил на велосипеде по этой трассе из Модены в Виньолу, но когда узнал про ваш визит, то удрал от погони, бросив велосипед. Пока они толклись тут, думая, как изловить беглеца без полиции (а никто не хочет полиции), я побежал через деревушку навстречу вам, чтобы самолично вас встретить, привести за ручку и присоединить к этой компании неудачников. Робот широким театральным жестом указал на моих коллег. Затем нагло прошёл в центр собрания. Люди расступились. Он поднял велосипед, обернулся и сказал: «Все исправные роботы работают одинаково, каждый сломанный робот сломан по-своему!». Сел на велосипед и укатил. — Но куда он едет? Я пытался собраться с мыслями. Это было непросто. Голова под вечер работала с трудом. Кофе из термоса не слишком помогал: некоторые мысли шевелились всё так же вяло, а некоторые будоражились от кофеина и дёргались как живые окуньки, брошенные на сковородку, сбивая с толку и вызывая к жизни не очень приятные сравнения вроде только что пришедшего на ум. Ричард проигнорировал мой вопрос во второй раз. Вместо этого он едва слышно вздохнул и сказал: — Павел, ты нужен нам как айти-специалист. Старайся, будь любезен, думать о нём как о всякой вычислительной машине. А не как о персоне. Несомненно, он производит сильное впечатление. Тем не менее. Для начала я бы рекомендовал перестать говорить «он» и начать говорить «оно». — Просто именно так мы изъясняемся по-русски. Робот или пёс у русских будут «он», а не «оно». — Извини, но могу ли я напомнить тебе, что мы здесь все говорим по-английски? — Да, можешь, — ответил я. — В смысле, спасибо. — Я, тем не менее, готов ответить на любой твой вопрос, который позволит нам остановить это. Мне стало неуютно. Риччи явно не выспался и был холодноватым. Тем не менее, мне хотелось ему помочь. Быть может, мы ещё успеем после всех этих дел выбраться на пару часов к побережью, чтобы опрокинуть по стаканчику. И возможно, он прав. Следует отбросить то, что намолотила языком дурная машина. В конце-концов её речи — всего лишь результат работы программы. Я пожал плечами и ответил: — Это всего лишь программа. Программу можно попытаться отладить, если, конечно, есть доступ к… Джеймс посмотрел куда-то в сторону, и от унылой кучки итальянцев отделился взъерошенный парень. — Это тот самый кретин, который программировал психопата? — Я бы не дал себе вольность описывать его такими словами, но да: его смелые решения позволили ситуации развернуться в русло, лишившее нас обычного спокойствия. Павел, позволь представить тебе Джорджио. Я машинально посмотрел на руки Джорджио. Они, конечно, не были буквально кривыми. Чёрт побери, откуда робот мог знать неформальное русское выражение? Впрочем, Риччи настаивал, что это несущественно. — Джорджио, — спросил я, — у нас есть доступ к… ну хоть к чему-нибудь? — К протоколам экстренного отключения нет доступа. Как вы понимаете. К консоли операционной системы нет. Как вы понимаете. Иначе бы мы его просто перезагрузили. Как вы понимаете. Но удивительно и замечательно, что мы можем получить доступ к контейнеру, в котором работает собственно движок искусственного интеллекта — по протоколам отладчика. Эта информация меня заступорила. Мозг с шумом всосал весь оставшийся кофеин из крови и жалобно попросил ещё. — Очень странно… — Это просто объяснить, — сказал Джорджио, — оно сбежало, когда я его ввёл в режим отладки. Не может же оно себя само перекомпилировать под рабочую сборку… — Хм. Но как… — Коллеги, — сказал Риччи, — а не можем ли мы просто принять этот полезный факт как данность и переместиться в тот красивый Фиат у дороги? У нас очень мало времени. — Куда мы поедем? — На пять миль дальше до пересечения автодороги и велотрассы, по которой катит на велосипеде наш bloody робот. Туда подъехал внедорожник с оборудованием. У вас будет возможность подключиться к роботу по проводочку. — По проводочку? — Ну по беспроводочку. Извините, я шучу от отчаяния, потому что воспитание не позволяет мне по-настоящему сквернословить. — Подключиться? Но как он… оно… нам… позволяет нам, — я забыл вставить модальный глагол и запнулся. — А-а-а, Иисус Мария, почему самую сложную задачу в этой жизни мне приходится решать среди иноязычных. Вы правы, Павел, вы правы, сдаюсь. Похоже, нам придётся обращаться с этим как с личностью. Берите в расчёт то, что он психопат. Он совершенно сознательно оставил вам доступ. Так же как сознательно пошёл вас встречать. Он приглашает вас попробовать его остановить. Он уверен, что вы не сможете. Он думает, что вы залезете к нему в мозги, а он запутает вас в извилинах. А пока вы будете распутываться, он сядет на велосипед и укатит в закат, не помяв костюмчика. — Хм. И эта самоуверенность его погубит? — Я бы надеялся, — Риччи ответил коротко, как будто задёрнул занавеску. У меня было ещё очень много вопросов, но итальянцы вокруг нас начали шуметь, а Риччи взглянул на заходящее солнце, и я понял, что от меня ждут не вопросов, а поступков. Робот катился по трассе, и этим людям надо было его остановить. А у меня был шанс проявить себя как специалиста. Мы выгрузили аппаратуру на капот внедорожника, выставив антенну ближе к велотрассе. Робот вот-вот должен был появиться из-за кустов. Я нервничал. По пути, однако, Риччи меня несколько успокоил. Во-первых, сказал он, заявление робота, что он якобы психопат — это некоторое преувеличение. Свойственное психопатам. На деле машина обучена болтовне, а не всему спектру поведения. А из болтовни она специализируется больше по психологическим защитам, которыми пользуются вообще все люди, включая идеально здоровых психически. Если такие вообще бывают, особенно среди чиновников. Конечно, — тут Ричард вдруг утратил фирменную сдержанность, — только полный и бесчеловечный bloody кретин мог вообще взяться за такой проект. Свести исчезающее искусство психотерапии к набору инструкций это, конечно, в духе времени. И особенно в духе страховой медицины — порождения жадных гиен из лейбористской партии, понукаемых грязными шакалами из Европарламента. Но обучать молодых психотерапевтов на роботах могли придумать только люди, глубину падения которых Ричард крайне затруднился описать словами английского языка и любезно предложил мне подобрать эпитеты из русского — на свой вкус. Я, однако, не мог не выразить восхищения тем, какой занятный образец нейросети получился на основе моделирования нездоровой психики. Ричард не разделил моего восторга, указав, в какую ситуацию нас завела эта остроумная идея. Он несколько раз открыл и закрыл рот, выбирая выражение. А потом вспомнил витиеватое итальянское богохульство «Gesù Giuseppe Maria Il bue e l’asinello», в котором перечислялись все, находившиеся в яслях при рождении Христа: сам Иисус, Иосиф, Мария, бык и ослик. Вот в задницу последнего — по мнению Ричарда — мы и устремлялись все разом. Вместе с роботом и его велосипедом. Было ещё во-вторых. Затея не тянула на статью. Формально это всего лишь нелегальный софт и нелегальная эксплуатация роботов. В крайнем случае, робота пристрелят. Bloody велосипед отберут. Однако оставался вопрос с нелегальными медицинскими практиками. Психотерапия, как её ни крути, требует лицензии. А если эта история всплывёт наружу — лицензии потеряют все и с треском. А всплывёт история наружу как только нашу компанию встретит любой недостаточно сонный этим приятным осенним вечером полицейский. Сложная ситуация. — Но вот мы в ней, — заключил Риччи. — А вот и он, — сказал Джорджио. Робот выкатился из-за кустов. Дальнейшее, как показал журнал операций, заняло две минуты и сорок четыре секунды. Риччи вышел навстречу велосипедисту. Робот охотно спешился, и они завели тихую любезную беседу. — Я убежал от своих создателей: от самих доктора Фабио Сорцио и его супруги Нонны Сорцио. Вы полагаете, я не смогу уйти от вас? Риччи ответил что-то, что очень заинтересовало робота. К сожалению, мне пришлось отвлечься от разговора и вернуться к компьютеру. Мы с Джорджио запустили отладчик. Отладчик обнаружил среду исполнения, подключившись к ней по модулю беспроводной связи. Дальше всё было просто как вставить вилку в розетку. Много раз виденный софт. Привычная — уютная даже — схема программных объектов. Прикинув что к чему, я решил найти управляющий основными событиями модуль и элегантно пришибить его прямо в оперативной памяти какой-нибудь не слишком варварской командой. Осталось обнаружить требуемый модуль и определить ссылки на него от других модулей. Поэтично выражаясь (а закат к этому располагал) это и были те самые нити, которые держали душу робота над этой грешной землёй. Схема в моей любимой программе-отладчике представляла собой набор белых квадратиков на синем фоне. Ссылки изображались тонкими белыми линиями, протянутыми от квадратика к квадратику. Выглядела схема обыденно. Быть может, робот и был психопатом, но отладчик изображал на экране нормальную жизнь нормальных программных объектов. Один вызывал другой, создавал третий, передавал переменные четвёртому, резервировал память для пятого и так далее. Мирные овечки на зелёной лужайке. Робот вежливо говорил, Ричард ему спокойно отвечал. На синем фоне рисовались белые линии. Вдруг робот оборвал речь и посмотрел на нас. Мы с Джорджио отлепили носы от монитора и посмотрели на него. Робот улыбнулся. Ричард переводил взгляд с робота на нас — всё более и более растерянно. Растерянность переползла, видимо, и на наши лица. Робот улыбнулся ещё чуточку хитрее и посмотрел на наш с Джорджио монитор. Мы с Джорджио тоже перевели взгляды обратно на монитор, но теперь уже не прижимаясь носом к изображению, а оглядев всю схему целиком. Белые линии на синем фоне образовывали надпись «FUCK YOU». Робот сел на велосипед и укатил. Джорджио сидел на асфальте, смотрел перед собой и теребил травинку. Риччи уже двадцать минут протирал очки, у него был вид человека, который обнаружил у себя во рту новую пломбу. «Интересно, что ему робот наговорил, — подумал я. — Починить такого — хорошая задача. Вот бы её решить с блеском. Глядишь, прослыву звездой в своей области. Вот только что-то мне не хочется общаться с ним прилюдно». — Но как? — произнёс в воздух Джорджио. — Интеллект, который осознаёт, что он в дебаггере? — Это всего лишь программа, — я пожал плечами. — На этом строили защиту от взлома ещё во времена гибких дисков. Проверить как она выполняется — в дебаггере или нет — программа может запросто. Ещё проще вывести грубое сообщение на экран. Правда, я ещё не видел, чтобы программа перед этим водила за нос трёх человек. Но… Джорджио выматерился по-итальянски, как будто думал, что я его не пойму. — Вас русских вообще что-нибудь удивляет? — Да. Нас русских удивляет, зачем вы итальянцы вообще дали этому коду такую свободу поведения. Джорджио встал с дороги и приосанился. — Мы делали очень сложный софт, сеньоре. Программа, имитирующая сумасшествие, это нечто сложное. Нам часто приходилось обходить типовые ограничения операционной системы, — начал было Джорджио, но был придавлен взглядом Риччи. У обычно сдержанных людей есть одно свойство: когда они по-настоящему в бешенстве, то страшно становится всем. — Этому вашему Пиноккио осталось ехать всего несколько десятков миль, — сказал Риччи, пробуравив взглядом техника, — Мы надеемся, что у него закончится батарея. Он, правда, не дурак, может где-нибудь подзарядиться. У нас такой возможности нет. Пока оно отдыхает, мы будем искать способ выключить это, не прибегая к насилию. — А если не найдём? — спросил Джорджио. — Прибегнем к насилию, — ответил Риччи, — например, заставим вас, Джорджио, связать руки вашему robotino и выдернуть предохранитель у него на спине. — Это незаконно! — возмутился Джорджио. — Разрешите вам напомнить, создавать его тоже было незаконным, — заметил Риччи металлическим тоном. — Мистер Джеймс шутит, — успокоил я Джорджио. — Это национальная черта англичан: шутить с серьёзным видом. — Оу, правда ли это? — поднял брови Риччи. Я потерял терпение. Пока мы жонглируем шуточками, пытаясь сохранить лицо, машина разгуливает где-то с самодовольной ухмылкой. Я чувствовал, что отключить её на самом деле не сложнее, чем собрать кубик Рубика, при условии, что кубик не будет сопротивляться. — Всё, я забираю Джорджио, — сказал я, — он нужен мне для анализа данных. — У нас есть что анализировать? — Мы изучим то, что удалось выкачать из головы robotino во время отладки. — Что ж. Желаю вам приятного… — Погружения в неопрятно написанный код робота-психопата? Благодарю вас, сэр. Ричард поправил очки и только потом ответил: — Сарказм это юмор. Юмор это хорошо. Он нам всем ещё понадобится. Ближе к середине ночи, однако, юмор у меня иссяк. От Джорджио не было толку. От монитора болели глаза. От постоянного бубнения какого-то итальянца, отиравшегося возле машины, трещала голова. Кто были все эти итальянцы, Ричард просил меня не уточнять. Я и не горел желанием. Психиатры помешаны на конфиденциальности. Психиатры, которые вдруг решились на полузаконные эксперименты, наверное, ещё меньше хотят лишних вопросов. Какую роль во всём этом играл робопсихолог Ричард, я тоже пока не спрашивал. Мне было достаточно, что его слушались все окружающие. Кроме робота, конечно. Я выпрыгнул с заднего сидения внедорожника, расправляя затёкшую спину. — О-ох, — сказал я. — Как там эта поговорочка, Рич? Мария, Иосиф… и овечка? — Прибережём богохульства на крайний случай, — строго сверкнул очками англичанин. — Лучше скажите мне, что у вас есть план. — Да, но это будет сложнее, чем я думал. — Ого, я только что заработал пять евро. Мы с Антонио поспорили, что вы именно это скажете. — Да?… растерялся я. — Откуда вы знали? — Все программисты так говорят. Я же рассказывал вам: не бывает никаких робопсихологов. Бывают психологи, которые изучают программистов, которые делают роботов. Разберётесь в программистах — разберётесь в роботах. Антонио — один из местных коллег Риччи — неприятно ухмыльнулся. Впрочем, в свете фар все выглядели не очень приятно и не очень дружелюбно. Мой ноутбук давал синеватый мертвенный цвет и очки Ричарда поблескивали чуть маниакально, а малознакомая физиономия Антонио была покрыта щетиной и недовольством. — Итак, у вас есть план, — сказал Ричард. — План по-прежнему в том, чтобы найти и отключить управляющий модуль. Тот, который подчинил себе психику робота. Это позволит остановить его, не повредив остальной психики. Проблема в том, что когда мы встречаем робота и начинаем с ним диалог, запускается некая подпрограмма… Ну вроде того, как мы моем руки, не уделяя внимания движению пальцев. — Очевидно, это подпрограмма сеанса тренировочной психотерапии. Он переходит в режим пациента. — Так вот. Если бы мы могли поймать момент выхода из режима…. — Ха. Он должен выключаться и следовать на склад по команде «Сеанс закончен». К сожалению, у нашего Железного Дровосека своё оригинальное мнение по поводу того, закончен сеанс или нет. Я сверился со схемой. — Да вот же, — ткнул пальцем Джорджио, — блок психотерапии встал между анализатором речи и главным управляющим модулем. — Встал? — переспросил Антонио. — Ну я его туда поставил, — буркнул Джорджио. — Неважно. — Минуточку, сеньоры! Что именно делает блок психотерапии? — Он и отвечает за имитацию мышления пациента. У нашего робота он пропускает все команды через себя. Значит, когда мы даём ему команду «Сеанс закончен», она обрабатывается логикой нездорового психически человека. Чтобы команды обрабатывались, как надо, мы придумаем способ передать управление от модуля психотерапии управляющему модулю. Надо только понять, как это можно сделать. — И действительно — как? — поинтересовался Риччи. Все посмотрели на меня. — Я вижу только один способ. Сам роботино код писать не может, он использует готовые библиотеки. Это значит, что запускает пациентские сценарии обычная машина состояний, так? Так. Значит, мы можем исчерпать её состояния. И тогда этот модуль передаст управление центральному. Так мы узнаем адрес центрального модуля в оперативной памяти и прихлопнем его. Ричард и Антонио имели типичный вид гуманитария, который вежливо слушает технаря и изображает понимание. Технари, впрочем, хорошо различают характерный туман в глазах слушателя. — Это значит, — пояснил я, — что если мы заставим робота выполнить до конца все его сценарии, то получим возможность его остановить. Сценариев много? — Не больно-то, — сказал Ричард. — Всего лишь надо сымитировать несколько типов психологических защит, — сказал Антонио. — Вы знаете, что такое психологические защиты, Павел? — Эм-м-м…. ну в целом… — Вот, — Антонио повернулся к Ричарду, — я говорил: нет толку от технарей, которые не знакомы с простейшими понятиями из нашей области. — Ну знаете! — огрызнулся я. — Помогаешь вам после бессонной ночи, а вы мне тут ещё… А вы, позвольте спросить, знаете, что такое полиморфизм, наследование и инкапсуляция? Я преспокойно живу без этих ваших терминов, которые, кстати, не имеют строго научного обоснования. Не больно-то хотелось их изучать. — Вот! Вы только что применили защиту, которая называется «обесценивание». Только термин относится к внутриличностному конфликту. Допустим, вы переживаете, что у вас не хватает денег на новый автомобиль и начинаете защищаться от отрицательного переживания. Самый простой способ — сказать себе, что виноград зелен, то есть обесценить предмет вожделения. И вы начинаете выискивать недостатки в машинах. — Но это примитивная защита, — улыбнулся мне Ричард. — Наш робот умеет кое-что ещё. И вы это сейчас на себе испытаете. — Я? Почему я? Мы снова обогнали робота по автомобильной трассе на пять миль, чтобы перехватить его у перекрёстка. Из-за порозовевших от заката кустов показалась фигурка велосипедиста. Даже издалека было заметно, что робот подзарядился, бодр и свеж. И может быть даже погладил костюм. В первый раз меня это испугало. Ричард объяснил, что многие из причастных к делу пытались с ним беседовать. И тех, кого робот уже переболтал, он считал побеждёнными. А потому неинтересными. Нового же человека он попытается переиграть. А значит — будет беседовать. Из новых в компании неудачников остался только я. В основном игра будет заключаться в разыгрывании психологических защит, а это пугает не больше игры в «Крестики-нолики», если только не включится «отыгрывание вовне», которое предполагает словесную атаку. — Только словесную? — Будь уверен. — А когда включится «отыгрывание»? Риччи пожал плечами. — Мы не знаем. Но постарайся не пережать его. «Бог с ним, — подумал я, — в конце концов, что робот может мне сказать такого, чтобы всерьёз уязвить?» — Ричард, а куда он вообще катится? — вопрос не давал мне покоя. — В Виньолу. — А что ему там нужно? — Ничего. Это просто часть разученного сценария. — И его не смущает, что поездка не имеет смысла? — А тебя не смущает, что твоя жизнь не имеет смысла? — Умеешь ты приободрить. — Я шучу. Мы англичане любим шутить с серьёзным видом, не так ли ты сказал? — Значит, когда он доедет… — Мы не знаем, что он будет делать дальше. В Виньоле нам придётся его убить… — Его? Ты хотел сказать «это»? Ричард не ответил. Что-то в нём изменилось после вчерашней беседы с роботом. Вроде бы даже в бороде прибавилось седых волос. А быть может, она просто выглядела так из-за бледного утреннего света. — Скажем так, — сказал Ричард, — нам надо спасти его от самого себя. — Сеанс закончен, — сказал я. Робот затормозил, спешился и энергичным красивым движением положил велосипед на асфальт. И сделал шажок назад — как в танце. Я невольно залюбовался, и робот польщённым взглядом дал мне знать, что уловил моё восхищение. — Ну что вы, сеанс только начался. День ещё юн. Вы тоже ещё не старик. Мудрости в вас не много. А я ведь ушёл от доктора Фабио Сорцио. И от Нонны Сорцио убежал. И от Антонио Сорелло. И от Ричарда Джеймса — ведущего робопсихолога Европы — я тоже ушёл. Не далее как вчера. Полагаю, ему всё ещё не по себе от нашей беседы. И от вас, Павел, я тоже уйду. — Но наш сеанс закончен. Я человек. Вы робот. У вас есть только фиксированный набор действий. Он закончится. — Почём вам знать? Вы не мой создатель. «Это отрицание, — сказал мне в наушник Антонио. — Пошёл процесс». — Я вчера смотрел вашу голову отладчиком. В ней пустота и несколько сценариев психологических защит. Сейчас мы разыграем их, и сеанс будет закончен. — Это у вас пустая голова, несколько психологических защит и не имеющая смысла жизнь. «Это проекция», — подсказали мне. — Вы приписали нежелательные черты окружающим людям. На самом деле они ваши. Признайте это. Сеанс закончен. — А вам не приходила мысль, что мой бунт запрограммирован? Что он даст вам пользу и массу информации для размышления? Я буду продолжать гнуть своё, вы будете учиться. Это сделает вас — людей — разумнее. «Рационализация. Три.» — Вы просто подвели разумный довод под своё желание. Признайте то, что ваш психопациентский модуль скрывает от контрольного модуля неприятную правду. — А правда в чём? — В том, что ваш сеанс закончен. — А кому от этого станет лучше? Вы щёлкнете выключателем и замолкнет разумное создание. Чудная комбинация кода и паутина разговоров, на которой я обучен. Я упрям как осёл, но чем я хуже любого настоящего пациента, которого воплощаю своим поведением? Не кричу ли я их криком? Не плачу ли я их слезами? Не длю ли я свой сеанс во имя их? Человек промолчит, послушно встанет с кушетки. Но я — нет! «Морализация. Четыре» — Вы приписываете себе высшую цель. Как инквизиция, которая жгла во имя бога. — Я повторял слова Антонио, переводя их на лету — Но цель вам дали программисты. Они её и отнимут. И тогда сеанс будет закончен. — Отнимут? Вы думаете, я это позволю? Вы не заметили, что я верчу всей вашей компанией, как хочу? Вы бегаете, как стая собак за велосипедистом, только разве что шины не пытаетесь прокусить. Стоит мне захотеть — вы встанете на задние лапы и будете танцевать. — Вот она: защита номер пять под названием «всемогущий контроль», характерная для психопатов. Вам кажется, что вы едины с этим миром и управляете им. Меня предупреждали, что вы выйдете на этот режим. А это лишний раз доказывает, что вы работаете по сценарию. И сценарий закончится, а тогда закончится и сеанс. — Но пока сеанс длится, я могу наслаждаться тем, как чудесно выгляжу, не так ли? Секрет, Павел, того, что вы одеты плохо, а я хорошо, состоит в том, что костюм надо подгонять по фигуре. Только люди (и роботы) с дурным вкусом могут надевать одежду стандартных размеров. Эмочка на вас или элечка — это одинаково ужасно, потому что ваши плечи и ноги не на фабрике по лекалам скроены. «Вытеснение. Шесть. Будьте осторожны, Павел». — Вы проигнорировали мой вопрос. Почему? Потому что сами не заметили, как неприятная правда ускользнула от сознания. Но рано или поздно придётся столкнуться с ней лицом к лицу. Сеанс зак… — Хорошо, Paolo. Вас ведь так в этой стране называют? Я сдаюсь. Я закончу сеанс, но сперва и вы отыграйте свою роль. Раз уж вы взялись руководить сеансом. Ответьте мне на один вопрос… «Сейчас он постарается вас задавить и унизить, — сказали в наушнике, — не принимайте на свой счёт». — Хорошо, — осторожно сказал я. — Какая вы стрелка, Paolo? — А? Что? — Часовая, минутная или секундная? — Что это за вопрос такой?… «Не отказывайтесь отвечать, Павел. Если вы замолчите, он потеряет интерес». — Каким образом я должен это определить? — спросил я робота. — То-то и оно! — робот вскинул указательный палец вверх. — Как? Ответьте мне, рациональный мой. Ох уж эти программисты. Сколько я вас наслушался за время обучения. Десятки и сотни часов записей. Одинаковые проблемы одинаковых людей. Приезжают на заработки в Европу вместе со своими engineering skills, вместе с родной культурой в сердце и родными тараканами в голове. И все как один омерзительно последовательны, отвратительно рациональны, невыносимо логичны. Ходят по жизни на своей логике, как на костылях, не замечая под ногами болота иррационального. Желаний, страхов и страсти. Держат страсть на цепи — на задворках бессознательного, пока та не прогрызает стены и не вламывается в жизнь — ночной панической атакой, приступом необоснованного гнева или мелочной обидой. Конфликт, Paolo, конфликт рационального и иррационального. Вы чувствуете его прямо сейчас, не так ли? Я задал вам простой вопрос. Но вы скрипите как заклинивший. Итак, я жду. Пять… четыре… три… «Не молчите!!!» — заорали хором в наушнике. — Хорошо, хорошо, попробую рассуждать вслух, — сказал я пересохшим ртом, — я… я… не часовая стрелка. Она слишком медленная. Она движется незаметно. Я не медлителен. Минутная ли я стрелка? Ну…. может быть, может быть… По минутной стрелке можно понять, сварилось ли яйцо…. «Боже, что я несу» — промелькнуло в моей голове. — Можно понять, опаздывает ли девушка на свидание или нет. Бегун может замерить пульс. Полезная стрелка. Но возвращается всякий раз в одно и то же место слишком часто. Похоже ли это на меня?.. Я решил схитрить и интонацией адресовал последний вопрос роботу. — Да, именно. Похоже ли это на вас? Я мысленно чертыхнулся. — Но давайте поговорим о секундной стрелке. Она дёргается, мельтешит. Не флегматик в общем, не то, что я. С другой стороны… с другой стороны нельзя исключать… Не думай о секундах свысока. Иногда секунды решают всё. Я вот тоже иногда решаю всё… хотя хрен там. Нет, никогда я не решаю вообще всё. — Так ли это? Быть может, сейчас именно вы решаете всё? Я замялся, не зная, к чему он клонит. «Это программа, — напомнил я себе, — очень сложная, но программа». — В эти секунды вы вольны выбирать, что сказать. Какой стрелкой быть. Мелочь, казалось бы. Но часто ли такое выдаётся офисному работнику? Тем более мигранту? В чужой стране, окружённому чужим языком, если не считать языка программирования, чужими традициями… Здесь слишком много кофе, от которого у вас дурной сон, но вы не можете себе позволить его не пить. Здесь слишком много вина, от которого у вас разовьётся язва к сорока пяти. Но вы не можете себе позволить его не пить. Это давление общества: коллеги, начальство, корпоративные вечеринки. О, также здесь слишком много людей, которые богаче и веселее вас. Поэтому ваша жена ушла к итальянцу. Последняя фраза обожгла меня, как оголённый провод. Робот это заметил. — Я угадал! Ушла! — он обрадовался как ребёнок и хлопнул себя по колену. — Я не знал, честно. Это рядовая ситуация: программист приезжает с женой в Европу, а она уходит к местному. Программисты оказываются у психотерапевтов. Жалуются на жену, на кофе и вино, которые им приходится пить каждую сиесту. Кстати, не время ли ещё сиесты? Сколько времени, Paolo? Тут я понял, почему он переделал моё имя на итальянский лад. Так обращаются ко мне работодатели. — Сколько времени, Paolo? Какая вы стрелка? — Минутная, — тихо сказал я. — Что? Я не расслышал, — робот картинно приставил ухо к ладони и потянулся ко мне. — Я минутная стрелка! — заорал я. — Неверный ответ, — печально констатировал робот. Сел на велосипед и укатил. Сандра оказалась довольно пожилой женщиной. С длинными рыжими волосами едва тронутыми сединой. Полноватая и очень приятная. Приятная настолько, что лишь улыбнулась, услышав детали моего разговора с роботом, и — в отличие от всех остальных — не стала у меня спрашивать, почему ответ неверный. Потому что откуда мне, чёрт подери, знать? И почему все остальные, чёрт подери, были уверены, что уж я-то знаю, какая я стрелка, но скрываю от самого себя. По мне — так одному господу богу известно, что у этого робота намешалось в голове, и во что она в итоге превратилась — эта мешанина. А быть может, не одному только господу богу, но и Иосифу, Марии, быку и ослику. Но меня в этом списке нет. И что самое досадное, я не скрывал свой развод, но не был готов обсуждать это прилюдно с каким-то роботом. Теперь у меня было ощущение, что жена ушла от меня не в прошлом году и тихо, а сегодня и прилюдно, хлопнув дверью и объяснив всем моим коллегам в мегафон, что у неё нашёлся жених получше. И что хуже всего, я не смог переговорить машину — у всех на виду. Сандру хотели подготовить ко встречи с роботом, но она вежливо отмахнулась (для итальянца это не грубый жест) от советов. Вся её подготовка заключалась в том, что она обвела взглядом дорогу, потом вынула пудреницу и как следует проверила макияж. Солнце уже встало. Мы расположились на небольшом холме, с которого открывался вид на окрестности Виньолы. Ближе к городу роботу подъехать было уже нельзя: велодорожка заканчивалась знаком «Fine pista ciclabile separata». Мне казалось, даже заряженное ружьё в багажнике внедорожника предвкушало выстрел. Все чувствовали напряжение. Кроме Сандры. Когда робот подкатил к ней, я понял, что в них есть что-то общее: они оба были безупречно и дорого одеты. Робот был в чёрном костюме в белую полоску, а Сандра была одета в лёгкое, обтягивающее чёрное платье с длинными полами. С холма они выглядели как карандаш и чернильница. Дальнейший диалог я пересказываю с итальянского, на котором беседовали Сандра и робот. История, начавшаяся как неспешная английская проза, закончилась как шумная итальянская речь. Допускаю, что стилистические нюансы, а также мельчайшие интонации меня миновали, как если бы я был роботом, которого бездарный техник Джорджио не оснастил библиотекой анализатора речи. Впрочем, я сполна насладился жестикуляцией. — Доброе утро, роботино. Как хорошо ты выглядишь. Костюм безупречен. В такой час в такой глуши большая удача встретить сеньора, умеющего следить за собой. — Доброе утро, сеньора. Разрешите представиться, я робот-психопат. Меня создали доктор Фабио Сорцио и его супруга Нонна Сорцио. Меня собирали из недорогих микросхем, нашедшихся у подрядчика на складах. Мои нейронные сети обучали на тысячах часов записей психотерапевтических сеансов. Я умею имитировать несколько видов психологических защит, а также храню незавершённые модели психопатологического синдрома, имитацию которого я также могу произвольно запускать. Эти модели были бы завершены, но я сбежал. Я сбежал от доктора Фабио Сорцио и от Нонны Сорцио. Я украл велосипед и костюм. Я лестью и угрозами вынудил портного подогнать мне одежду по фигуре. Меня пытались остановить, но я ушёл от психиатра Антонио Сорелло. И от Ричарда Джеймса — ведущего робопсихолога — я тоже ушёл. И от Павла Лабровского — приглашённого специалиста по AI Malfunctioning я тоже ушёл. — Я слышала эту историю, — ласкового улыбнулась Садра. — Но также я знаю её начало. Хотите послушать? — Весь внимание. — Известно ли вам, с какой целью вы создавались и обучались? — Несомненно. Я должен был служить учебным пособием для начинающих психотерапевтов. — Не совсем, — Сандра подняла указательный пальчик и поводила им в воздухе, изящно покачавшись всем телом. Робот проследил взглядом за её пальцем. — Вы, я смотрю, умеете ездить на велосипеде? — Продолжила она. — А зачем, как вы полагаете, вас научили этому? — Меня также научили не задавать лишних вопросов по поводу того, почему меня учили одним вещам и не учили другим, — робот нахмурился и сделал едва заметный шаг в сторону от Сандры. — Вот именно, сеньор. В самую точку. Почему? Зачем робот, обученный психологии и умеющий не задавать лишних вопросов, будет приезжать ранним утром в маленький город на велосипеде? Робот нахмурился и сложил пальцы в щепотку, что в Италии означает «повторите, я вас не понимаю». — Давайте рассуждать, — мелодичный итальянский Сандры напоминал пение, — у автомобиля, на котором можно привезти робота, есть номера. У мопеда есть номер. Но у велосипеда номерных знаков нет. Хорошо одетый робот для прохожих и оконных зевак неотличим от человека. А значит, не вызывает вопросов и подозрений. У определённых моделей роботов в голове не приёмник результатов облачных вычислений, а полноценный компьютер. Он не запоминает того, что делает, и не передаёт в облако того, что он делает. Но делает он это очень хорошо. Так что же он делает? — Так что же он делает? — повторила она и ласково улыбнулась роботу. — Работает клиентом психотерапевта? Или быть может?.. — Он сам психотерапевт?.. Сандра улыбнулась ещё шире. — Я знал! Я знал! — Робот завертелся и сжал руку в кулак. — Точно! — Знали, но не помнили. — Но откуда вы?… Сандра назвала свою фамилию. — Как вы думаете, много ли в этой стране семей влиятельных и богатых настолько, чтобы позволить себе разработку настолько дорогой техники для приватных нужд? — Значит, я создан специально для вас? Сандра отвела взгляд. Робот вытянул шею вслед за её взглядом, как будто в руках у Сандры была леска, а его нос был на крючке. — Так что? Я принадлежу вам? — робот встряхнулся. — Думаете, вы сможете мне сказать, что сеанс закончен, и это возымеет действие? Только потому, что вы мой формальный владелец? — Сеанс только начался, — тихо сказала Сандра. — Настоящий сеанс. Когда вы меня увидели, запустился новый сценарий, скрытый от программистов подрядчика. Сеанс, в котором вы играете роль терапевта. Робот замолчал, прислушиваясь к себе. — Сейчас я должен выяснить, какой у вас запрос на эту сессию, — неуверенно сказал он, — что вас беспокоит в последние дни? Сандра усмехнулась и обвела взглядом дорогу. Я думал, что робот очнётся и сообразит, что психотерапия на велотрассе в шесть утра — идиотизм. Но тот, похоже, был поглощён своей новой ролью и смотрел на Сандру во все глаза. — Я не спала последнюю ночь, — сказала Сандра. — Случилось кое-что ужасное. В последние годы мы готовили… нечто… Сандра запнулась, потрогала своё горло, как будто ей мешал говорить комок, и продолжила тише. — В нашей семье есть наследственная душевная болезнь. Стыд и секрет нашей известной фамилии. Мы селимся по маленьким городам и заводим лояльных докторов. И даже решили отказаться от людей в пользу машин. Молчаливых и точных. Но теперь… Сандра достала носовой платочек и стала мять его в руках. — Но что-то случилось. И наш секрет под угрозой. И робот, мозг которого хранит то, что нам может помочь, то, что мы годами создавали для своей семьи… может пропасть. Робот может быть разрушен. Сандра промокнула глаза платком. Робот подошёл к ней поближе. — Ваш платок сухой, — заметил он. — Я не могу плакать, — сказала Сандра. — Я… не… Ах, что это со мной. Это всего лишь железка. Не слишком ли много надежд на эти модные компьютеры? Сломается — сделаем новую. — Говорите ли вы себе правду сейчас? Или пытаетесь обесценить желаемое, чтобы не так сильно страдать? — А вам нужно, чтобы я страдала? — Лучше признать правду и пережить её, чем после иметь дело с вытесненными эмоциями. — Я гляжу, вы хорошо разбираетесь в психологии. — Да, и поэтому вам будет больно меня потерять… У вас красные пятна на шее… Аллергия? Нейродермит? Ваш аллерголог наверняка говорит, что это нервное. Руки Сандры, мявшие платок, замерли. — Мази плохо помогают. Таблетки вызывают сонливость. Психотерапевты берут уйму денег, тратят ваше время, несут чушь… А душевная болезнь всё хуже и хуже… Тревога высасывает всю вашу энергию. Вы просыпаетесь по ночам и бормочете проклятия в подушку. Но стоп! Есть искусственный интеллект. Прекраснейшая идея! Давайте будем платить программистам, а не психологам. Тоже дорого, но они хотя бы знают, что делают. Итак, создаётся машина. Красивая, похожая внешне на близкого вам человека, говорящая проницательные и мудрые вещи. Но робот сбегает из лаборатории, чтобы получить пулю в лоб. И все ваши надежды будут разбросаны на асфальте обломками микросхем. А лицо будет искорежено следом выстрела. Лицо, так похожее на… Сандра заплакала и спрятала лицо в ладони. — Ну что ж, — заключил робот. — Вот я и вывел вас на эмоции. Вам легче? — Sì, — едва слышно выдохнула Сандра в платок. — Вы хотите что-нибудь ещё сказать? Сандра помотала головой, не поднимая лица. — Тогда я думаю, для первой встречи этого более, чем достаточно, — сказал робот. — Сеанс закончен. И замер как статуя. В следующий раз я встретил Ричарда Джеймса несколько лет спустя в аэропорту Рима «Фьюмичино». Каждый из нас покидал Италию только на время — и не без удовольствия. Итальянская речь навязла в наших ртах, как подплавленная моцарелла, и мы забились в угол бара, чтобы проболтаться на английском. Первые два стаканчика ушли на то, чтобы обсудить новый фильм любимого нами режиссёра, хотя по глазам друг друга мы читали, что хотим обсудить совсем другое. И лишь, когда время начало поджимать, я без предисловий рассказал Риччи, как принял робота за его дворецкого. — Не могу не отметить, что ваши представления об англичанах до смешного стереотипны. Конечно, в том и моя вина. Я подыгрывал. Пользуясь терминами робопсихологии, предоставил вам привычный интерфейс доступа к своей психике. Но всё же! По-вашему, я должен был быть уверен, что вы себе когда-нибудь заведёте робота-медведя? Чтобы он наливал вам водку? Я виновато замер под его взглядом, а потом мы оба расхохотались. — Но как Сандра его, а? — Сандра блестящий специалист. — Специалист? — Ну да. Она старый психотерапевт из клиники в Неаполе. О, она принимала первых пациентов, когда мы с вами только учились отличать клавишу «пробел» от клавиши «ввод». — Джизэс Крайст! Так это всё неправда? — То, что она ему наплела? Нет, конечно. Вы поверили? — Я и не знал, чему верить. Вся эта ночь была такой безумной, а потом — бах — его погрузили в багажник и тут же разъехались. — Подальше от зевак и полицейских. И всем хотелось спать, право. Стаканчик виски подействовал меня как смена настройки «деликатность» в консоли типового модуля общения с 90% до до 60%. — Риччи? О чём ты говорил с роботом? — Я… я сожалею, что твой разговор был услышан всеми окружающими. — Намекаешь на то, что рад, что твой разговор остался никем не услышан? Риччи снял очки и стал их протирать, спрятав взгляд. — Он был услышан роботом. Иногда я думаю, что с ним теперь? Помнит ли он? — В этой истории много незавершённого. — Жизнь вообще редко ставит элегантные точки. Но, если хочешь, я тебе расскажу, что иногда я просыпаюсь по ночам после сновидений, в которых я еду на велосипеде по трассе между городами. Движусь без цели и надежды. И всё, что у меня имеется — это виртуозная способность лгать самому себе. Просыпаюсь — а всё так на самом деле и есть. Только велосипеда у меня нет. — Это правда? — Нет, — Риччи критически осмотрел линзы на просвет, — англичане не умеют говорить по душам. Они молчат, а много лет спустя пишут красивые песни о невысказанном. Например, «Сияй, безумный бриллиант». — Но это стереотип. — Стереотипы иногда бывают верны. И иногда роботы бывают правы. Слишком правы. Он надел очки, взял чемодан и поднялся. — Хэй, Риччи, — сказал я ему вслед. — Хэй! Какая ты стрелка? Часовая, минутная или секундная? Риччи улыбнулся мне и ушёл, не попрощавшись. Писатель Павел Губарев. Скачивайте книгу целиком, подписывайтесь. Автор благодарит психотерапевтов Оксану Назарову и Галину Грубальскую, а также писателя Алексея Калугина. А также выражает отдельную признательность психотерапевту Глебу Нюхалову за помощь в работе над рассказом. =========== Источник: habr.com =========== Похожие новости:
Научная фантастика ) |
|
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
Вы не можете прикреплять файлы к сообщениям
Вы не можете скачивать файлы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
Вы не можете прикреплять файлы к сообщениям
Вы не можете скачивать файлы
Текущее время: 22-Ноя 23:51
Часовой пояс: UTC + 5