«Например, в «Семиевии» я приложил немало усилий, чтобы попытаться сделать роман научно обоснованным. Поэтому я уделял много времени ракетным двигателям, мощности ракет, траекториям и тому подобным вещам, потому что это было движущей силой сюжете. Но в данном случае я не хотел идти по этому пути, поскольку это не поможет продвинуть новую историю вперед. На страницах этой книги я размышляю о том, что такое мозг и как он работает. Так что по сравнению с некоторыми другими моими вещами это мягкая, а не твердая научная фантастика. И если вы читаете новую книгу в надежде найти здесь хоть что-то из нейробиологии, из области когнитивной научной фантастики или даже контент, связанный с компьютерными технологиями, то вы, вероятно, будете разочарованы».

«Я предпочитаю не говорить об этом персонаже слишком прямо или многозначительно. Потому что мне кажется, люди находят его интересным отчасти из-за его таинственности. Они думают: «Что, черт возьми, это за парень?» — примерно такие мысли вертятся в голове. Когда-то он просто забрел в «Барочный цикл», потому что я чувствовал, что хорошо было бы иметь волшебника. Я хотел, чтобы он был моим волшебником и чтобы у него были какие-то особенности, которые отличали бы его от других литературных волшебников. Затем, с течением времени, он изменился. Он появляется в «Падении...». Думаю, если вы прочтете роман, вы сможете немного понять, что же происходит с этим персонажем».

«Время покажет, но этот роман, конечно, не станет моей последней книгой. Это был своеобразный способ ответить на некоторые вопросы, заданные в более ранних вещах, над которыми я работал. Все это как-то само собой сошлось. И потом, у меня есть кое-какие соображения, что делать со всем этим дальше. Все же приятно было разобраться с нескольким нерешенными вопросами, чтобы перейти к новым произведениям».

«Я пытаюсь довести каждую книгу до красивого аккуратного завершения, между тем «оставляя дверь открытой». Как правило, романы сериями выходят, скажем, в остросюжетном жанре. В конце каждой книги преступление раскрывается, но это не финал. «Дверь открыта», этот детектив еще продолжается, чтобы в будущем герои раскрыли какое-нибудь другое дело. Вот почему мои романы всегда будут заканчиваться небольшим клиффхэнгером и таким образом будут объединены друг с другом.
Кроме того, люди просто любят что-то грандиозное — вы смотрите «Игру престолов» или я вот смотрел «Чернобыль» вчера вечером. Это многочасовой опыт. Людям это нравится. Людям нравятся большие захватывающие вещи, с которыми они могут провести много времени».

«Да, в середине книги происходит неожиданный сюжетный поворот. Она перестает быть технотриллером о ближайшем будущем и начинает походить на эпическое фэнтзи, где действие происходит в Битмире, своеобразной цифровой версии загробной жизни. Я так изначально и задумывал. Однако множество людей, которым нравится первая часть, могут неприятно удивиться, когда обнаружат, что читают уже что-то другое. Поэтому я изрядно повозился с романом, чтобы немного сбалансировать происходящее.
Итак, то, что происходит в Моабе и Америстане — то, что происходит в реальном мире в первой части книги, — это мне нужно для кое-чего важного, что произойдет потом. Сюжет предъявляет мне, своего рода, требование. Хронология романа побуждает меня писать о нашем ближайшем будущем — сначала на несколько, а потом и на 20 лет вперед. Поэтому я пытаюсь сделать все возможное, чтобы придумать будущее, которое я считаю правдоподобным и которое происходит из той реальности, в которой мы сейчас находимся. А потом, как я уже сказал, примерно на полпути роман превращается в совсем другую книгу».

«Ситуация, в которой мы сейчас находимся, ужасает. В каком-то приступе рассеянности мы уничтожили основу нашей цивилизации, которая заключается в том, что люди соглашаются в том, что же является нашей фактической реальностью. Думаю, что всегда предполагалось, что люди будут иметь более-менее одинаковые представления о том, что же такое реальность. Но когда мы теряем эту способность договориться о том, что же такое реальность, тогда институты, которые мы построили — Конституция, система сдержек и противовесов — они терпят неудачу, потому что они просто не учитывали подобную возможность.
Думаю, что мы сейчас находимся в точке, где никакой опосредованный опыт больше не может быть принят за чистую монету. Этот процесс начался, когда появилось телевидение или даже радио, когда миллионы людей смогли делиться своим опытом через средства массовой информации. Итак, единственное, в чем вы можете быть уверены — это то, что действительно с вами произошло, что вы лично испытали на себе. Например, если вы находитесь в комнате с кем-то, когда они что-то говорят, вы можете быть совершенно уверены, что они это сказали. Но если вы видели это на экране, вы понятия не имеете, насколько это правдиво. Все это может оказаться фейком».

«Думаю, что это действительно интересная идея для научной фантастики и ее будущего: как выглядит общество, в котором вы не можете доверять кому-нибудь или верить тому, чего вы не видели своими собственными глазами. Так что мне действительно интересно посмотреть, как пойдут дела сейчас. Они могут развиваться в нескольких разных направлениях Надеюсь, что мы найдем выход и приспособимся к этому вместе как общество. Сейчас я слишком много думаю о том, куда же это может всех нас привести».